Сейчас брату почти сорок лет, он один и так и не реализовался в жизни. После неудачных отношений он вернулся к родителям и на протяжении десяти лет запивал горе алкоголем. К спиртному он пригубился после окончания школы, на эту привычку наложились слабохарактерность и отсутствие цели. Брат ведёт себя так оттого, что модель поведения отца наложила на его жизнь серьёзный отпечаток, какой пример мог преподать отец-абьюзер своему сыну?

В своей нереализованности брат, особенно в моменты алкогольного опьянения, обвиняет родителей, это проще и удобней всего, ведь, перекладывая ответственность на других, не нужно становиться взрослым, не нужно трудиться над собой и налаживать свою жизнь. Проще простого ждать, когда жизнь сама изменится к лучшему.

Когда была объявлена частичная мобилизация в стране, брат принял самостоятельное решение пойти на защиту нашей родины. У Паши есть медицинский отвод по состоянию здоровья, но это не остановило. Он сделал серьёзный и очень сложный шаг в сторону сепарации.

Я не теряю надежды, что брат вернётся домой живым, здоровым и с другим взглядом на мир.

Паша, милый Паша, я верю в тебя и люблю.

После рождения Паши папа стал отдаляться от семьи. Он жил с нами, но как чужой.

Уже тогда папа всё чаще позволял себе приходить домой в алкогольном опьянении. Из-за этого родители ссорились и даже дрались. Мы с Пашей прятались в комнате, но страшные крики мамы, слёзы, синяки на её теле, я помню, как будто всё это происходило вчера. Было страшно. Засыпая, я плакала, папа казался мне чудовищем.

С тех пор во мне поселился страх за себя, за маленького брата, за маму. Стала избегать отца и общения с ним. Несмотря на то, что я была ещё совсем ребёнком, понимала, что тот, кто может так жестоко оскорбить и причинить физическую боль своему близкому, злой и опасный человек. Его опасно подпускать близко к себе. Появился огромный барьер, который я выстроила в попытке оградить себя от него.

На меня папа тоже поднимал руку, мог сильно ударить по голове. Подзатыльниками одаривал при малейшем раздражении. Когда я пыталась ему возразить, мне в ответ всегда летело: «Ша! Заткнись!» И я затыкалась. На очень много своих осознанных лет я потеряла право голоса. Разговаривала только с собой, людьми, с которыми чувствовала себя в безопасности, и с животными.

Почему он так себя с нами вёл, я не знаю. Возможно, хотел самоутвердиться за счёт слабых.

Его семья была очень трудолюбивой и «правильной» для окружающих. Дедушка, папин папа – спокойный, очень умный, начитанный, с «золотыми» руками, его любили и уважали все жители их деревни. Невысокого роста, сутулый старичок, который всегда ходил сильно наклонившись вперед, в брючках, рубашке и соломенной шляпке с небольшими полями. Дедушка любил читать и у него была огромная библиотека в доме. Так же он качественно выделывал шкурки животных и шил из них дубленки, рукавички и даже унты (это такая зимняя обувь). Я ни разу не видела его раздраженным или несдержанным, наоборот, он постоянно шутил. Между дедушкой и бабушкой были спокойные ровные отношения.

Бабушка, папина мама – худенькая, красивой внешности старушка. Она всегда все успевала. В огороде все полито, ни единого сорняка на грядках, у коровы почищено, молоко парное надоено, из которого потом получена сметана, творог и взбито в глиняной кринке очень вкусное сливочное масло. Ещё бабушка очень хорошо шила и вязала, у нее было несколько швейных машинок. Она была самой старшей среди девяти своих братьев и сестёр. Их отец, мой прадедушка, был жестоким человеком. Много пил, избивал свою жену, закрывал её в подполье, а зимой, в лютый мороз, мог разбудить ночью всё своё многочисленное семейство и выгнать раздетых и босых на улицу. Бабушка, как самая старшая, тогда взвалила на себя весь груз ответственности за младших и, как могла, помогала своей маме. Роль жертвы и спасателя – её главные роли в жизни. Для окружения – добрейшей души женщина. Но то напряжение, злость, которое она в себе носила и носит до сих пор, а ей на данный момент девяносто пять лет, всегда чувствовались нами – самыми близкими.