В пиджаке было жарко, Володя взмок от макушки до исподнего, но не смел пошевелиться, чтобы не нарушить благоговейную тишину, установившуюся в храме. Глава Управы встал со стула и захлопал в ладоши. Прихожане оживились, подхватили. Володя тоже захлопал и крикнул «Ура!».

Отец Леонтий поднял руку, призывая к порядку.

– Теперь всех именинников прошу выйти вперед. И подходите по списку.

По указанию розовощекого подьячего Володя в числе десятка сверстников занял место подле амвона. Служка вынес серебряное блюдо, на котором возвышалась стопка небольших красных книжек, и отец Леонтий стал вручать их владельцам.

В свою очередь Володя приблизился к протодиакону. Тот внимательно посмотрел на фото, вклеенное на первой странице, удостоверился, что ошибки нет, ободряюще улыбнулся и вымолвил:

– Поздравляю, сынок. Вина твоя мала, но мы ее запомним. Живи честно, служи отчизне и так далее.

Володя приоткрыл рот, отец Леонтий положил ему на язык кусочек пресного хлеба и подал в ложке разбавленного красного вина.

Церемония завершилась. Народ, причастившись, потянулся из церкви наружу. К Володе подходили товарищи, поздравляли его и отца. Мужчины обнимались, каждый второй напоминал, что по такому поводу надо бы проставиться. Отец зазывал гостей на обед, но все шутливо хмурились, и оправдавшись неотложными делами, спешили домой.

Мать с Настей вышли в числе последних, причем обе казались слегка расстроенными.

– Чего смурные? – полюбопытствовал отец.

Мать негодуя махнула рукой:

– Пятерых девок оставил… Светку Аристову тоже, а нам отвод. Говорит, в следующем году. Мол, не вошла еще в тело.

– Если говорит, значит так надо, – твердо сказал отец. – Ты не очень-то. Тебе битый час про смирение, и хоть бы хны.

– Да я что, – стушевалась мать. – Я ничего. Но время-то идет. Отстрелялась бы и свободна. Что в той Аристовой? Ни рожи, ни…

– Ну хватит! – повысил голос отец. – Сказано через год, значит через год. Садитесь в машину. Мне еще стариков в Пенсионный Фонд везти.

Быстро выбраться не удалось: народные дружинники перекрыли дороги для кортежа Главы, а тот задерживался. Настя с матерью с устатку задремали на заднем сиденье. Отец тер красные глаза, матерился и непрерывно курил. Наконец мало по малу стали выпускать. На кордонах трижды проверяли документы, просили открыть багажник. На шоссе выбрались только к полудню. Отец придавил педаль.

Володя рассматривал свой первый взрослый документ. Книжица была приятной на ощупь. На велюровой обложке тиснение: «Паспорт гражданина» и чуть ниже «Предварительное Обвинение». На первом развороте фото, отпечатки пальцев, метрические данные, выдан такого-то числа Епархией Крапивинского района Владимирского военного округа. Дальше на трех страницах мелким шрифтом параграфы Уставов и Уложений, которые Володя нарушил за шестнадцать лет жизни. Отпечатано по заказу Департамента Народных Коммуникаций. Материал странный: вроде бумага, а вроде и нет. Перелистывается, как бумага, а пробуешь надорвать – не рвется. Володя положил книжицу в нагрудный карман, ближе к сердцу.

С асфальтированной дороги машина свернула на разбитую бетонку, стало ощутимо потряхивать. У березовой рощи Володя повертел головой, как бы что-то ища.

– Чего? – спросил отец.

– Не знаю… Чего–то не хватает, а чего не пойму.

– Ветла обрушилась, – пояснил отец. – Раньше всю долину закрывала, а теперь вишь чего… Насквозь простреливаемое пространство.