– Артур Янович! – со стороны берега к ним подошла неторопкая рослая девица в модных джинсах. – Артур Янович, вас срочно в контору требуют, – срочно или не срочно, но она кокетливо растягивала слова, наблюдая за производимым собою впечатлением. И с интонацией стюардессы международных линий повторила по-английски: – Pleаsе, yоu аrе wаntеd in yоur оffсе.

– Тhаnk yоu, mam. А что там стряслось?

– Комиссия какая-то.

– Опять! И что за черт их сюда носит! – всполошился Марцис, виновато и тревожно поглядывая на председателя.

– Может, вас нет, Артур Янович? – наивно предложила девица, подняв на председателя огромные, чуть коровьи глаза с кустистыми из-за туши ресницами. – А я пока с ними займусь. Кофе сварю, еще чем-нибудь угощу.

– Знаешь, детка, «еще чем-нибудь» – это не для комиссии, – снисходительно улыбнулся Артур. – Иди-ка, учи лучше свой английский.

Девушка вспыхнула от его грубоватой шутки и убежала. Артур задумчиво посмотрел вслед яркому свитеру.

– Слушай, ты поаккуратнее с ними, а то такое наклепают! Не вздорил бы с гостями, – Марцис участливо взял Артура под локоть, как бы извиняясь за недавние слова.

– Бог не выдаст – свинья не съест, – бодро отмахнулся Артур.

– Нет бога, председатель, – угрюмо возразил рыбак, – зато свиней развелось! Сам знаешь, скотобойня по ним плачет.

– Ну хватит, попридержи язык, – одернул Артур, посмотрев по сторонам. Мимо них то и дело пробегали рыбаки, грузчики. – И вообще, поменьше бы ты трепался, балабол!

Тяжело вздохнув, он направился по отсыревшему песку туда, где его поджидали.

Поселковая улица – ряд аккуратных, со вкусом и любовью выстроенных домиков. Артур, подтянутый, собранный, вышагивал вдоль низеньких оградок. Наглухо, до последней пуговицы застегнул китель, словно рассчитывал на него как на надежную броню. Визг тормозов лихо остановившегося такси отвлек его от малоприятных мыслей. Из машины выбрался высокий парень в синей летной форме с небольшим чемоданчиком.

– Неужто сын? – радостно вскрикнул Артур, бросаясь летчику навстречу.

Заметив отца, Эдгар торопливо рассчитался с шофером и вежливо, но сдержанно протянул отцу руку. Артур вдруг потерялся от такой сухости. Застыл в самом дурацком виде: руки разведены для отцовского объятия, а куда их девать – непонятно. Смутился и Эдгар.

– Вот, навестить приехал. Примете блудного сына?

– Примем, примем. Молодец, что выкроил время. В отпуск или проездом?

– Да как вам сказать. Пожалуй, в отпуск.

Артура задело отчужденное «вам», но он смолчал – не хотел омрачать радость свидания.

– А какая, собственно, разница? В отпуск – не в отпуск. Славно, что приехал, – Артур крепко взял сына за плечо и подвел к калитке. – Иди скорее, обрадуй мать. Надо бы, конечно, ознаменовать такое событие. – Он замолчал и досадливо поморщился. – Не вовремя же черт принес эту комиссию, в кои-то веки вся семья в сборе.

– Комиссию? – все так же отчужденно переспросил Эдгар. – Случилось что-нибудь?

Артур ответил не сразу.

– В общем, как бы вам сказать, – отыграл свою обиду, не удержался, – в общем, чепуха. Матери не говори, не расстраивай. Увидимся вечером.

Все такой же подтянутый и независимый, он пошел вдоль улицы. Эдгар смотрел на чуть сутуловатую спину отца и видел, как старость уже начала незаметно подкрадываться к этому гордому человеку. Он вдруг пожалел о своей чопорной холодности, даже сделал несколько шагов за отцом, но тот уже был далеко. Догонять его сейчас – значит разыгрывать драму на глазах у всего поселка. После секундного колебания Эдгар повернул к дому.

Сковородка шкворчала, над большой керамической плошкой поднимался ароматный пар. В просторной, но уютной кухне соединились грубоватый дух старой латышской деревни и новомодный европейский дизайн. Марта вертелась у плиты, как девчонка, – откуда только прыть взялась. Ей казалось, что вернулись годы молодости, сбылся какой-то счастливый сон. Золотой, ослепительный свет бабьего лета озарял ее лицо. Лицо сорокасемилетней женщины, хорошо сохранившейся, тщательно следившей за собой, но все же сорокасемилетней.