— А это тогда что?

На ватных ногах к нему плетусь, но сесть не решаюсь.

— Откуда ты? — не договариваю и из рук пытаюсь мой старый рисунок вырвать, но Эмиль быстрее.

— В блокноте твоем нашел.

— Ты рылся в моей сумке?

— Да так, время коротал, пока ты шмотки выбирала, — руки на груди скрещивает и зло усмехается, — меня другое интересует. Почему ты рисунок не вырвала? Меня забыть боялась?

Мало того, что он лист из блокнота вырвал, который я со времен школы хранила, так еще и в моих вещах копался. И ни грамма вины в глазах, будто ему всё в этой жизни позволено.

В тон ему отвечаю.

— Нет, просто это мой самый неудачный портрет, вот и я храню его для сравнения. Чтобы прогресс отслеживать.

— Значит, ты и других рисовала? — слегка голову наклоняет.

Его синие глаза туманятся, в них нарастающее раздражение клубится.

— Конечно. На тебе я так…практиковалась. От скуки маялась.

— Покажешь? — несмотря на вопросительную интонацию, в голосе властные нотки преобладают.

Дразнить хищника на его территории очень чревато, но мне хочется хотя бы часть жизни от него утаить. Я отворачиваюсь и в углу свой чемодан замечаю.

— Когда притащить успел?

Он усмехается моей попытке перевести тему, но больше не настаивает. Провожает в свободную и просторную комнату, сам относит мои вещи и на кровать плюхается.

К горлу уже привычный комок подкатывает. После мимолетных фраз, касающихся нашего общего прошлого, я всегда нервной становлюсь. Тело ломит от усталости. Рухнуть бы на мягкое покрывало да сутки еще проспать, но колючий взгляд Эмиля тормозит.

И еще кое-что, из-за чего пульс учащается.

Не пойму, это моя спальня или его. Дизайнер на славу постарался, совместив утонченность и грубость. Напротив кровати с высоким изголовьем дерево потрескивает. От камина тепло идет. Ноги в сером ковре утопают. В углу шкаф раздвижной. Синие шторы панорамные окна закрывают. Приятно чистым бельем пахнет. Стены интерьер отзеркаливают.

— Голодна?

— Нет.

— Тогда раздевайся пока. Я сейчас приду.

Ладонью кожу царапает, запуская вихрь сомнений, и на кровать кивает. Я даже рот открыть не успеваю, как он отходит и бесшумно за дверью скрывается.

Раздеваться? В каком смысле?

По телу холодок струится, но щеки откровенно горят. От смущения не знаю, куда себя деть. Минуту назад мы о рисунках невинно болтали, а теперь…что?

— А где ванная? — непослушными губами произношу.

Если потребуется, я и ночевать там останусь. Главное, чтобы дверь запиралась.

— За дверью сразу направо.

Я дергаюсь. Хриплый голос прямо за спиной раздается. Он настолько близко, что я шеей его дыхание чувствую.

— Ты почему еще не переоделась?

Воздух сгущается. Сердце несколько ударов пропускает.

Я сжимаюсь, словно удара жду. Крепко глаза зажмуриваю.

— Ты в этом спать будешь?

Эмиль не прекращает попытки до меня достучаться и жесткой ладонью кулаки разжимает. На внутреннюю сторону руки что-то маленькое кладет.

— Таблетки? — голос дрожит. — Зачем?

Рядом бокал с водой замечаю и инстинктивно назад пячусь. Всего пара шагов. Бедром на кровать налетаю.

Храбрость на «нет» сходит. По сравнению с ним, я совсем низкая и хрупкая. Приходится подбородок задрать, чтобы в глаза заглянуть.

Мы одни. В этой спальне и в этом доме. Я за ним просто не поспеваю. Чего он хочет?

Неужели…опоить меня?

— Пей уже, — злой приказ.

В глазах пламя беснуется.

— Ч-что это?

— Быстрее, пока вода теплая.

Мои губы и так приоткрыты, потому что я не знаю, когда нужно будет закричать, и это значительно упрощает его задачу. Тарханов резко берет две таблетки и прикладывает ладонь ко рту, чтобы их на пол не уронить, и бокал подставляет.