Достаточно уравновешенный, казалось бы, раньше человек, Захарьин стал теперь нетерпимым и несдержанным. Он позволял себе грубо распекать собственных ординаторов за малейшую, нередко мнимую провинность или безжалостно бранить их в присутствии посторонних лиц, откровенно куражиться над больными и вволю унижать их родственников. Отвергая элементарные этические нормы, он мог вдруг, ни с того ни с сего опорочить перед больным незнакомого ему врача или вволю поглумиться над неприятным ему тучным пациентом, запрягая его, как лошадь, в пролётку и гоняя кругами по двору – для похудания. Считая себя непогрешимым, он рассорился с большинством коллег на факультете (в том числе с профессором Склифосовским, которому когда-то протежировал) лишь из-за того, что отдельные их суждения не совпадали с его воззрениями. Он вовсе не сомневался в своём праве кричать, стуча кулаком по столу, на ректора университета, не исполнившего какого-то его пожелания.201