Согласно великосветским сплетням, Захарьин категорически отказывался от солидных гонораров, неоднократно предлагавшихся ему Толстым, и довольствовался одной лишь честью лечить Его Сиятельство. Совершенно растроганный заботой и почтительностью Захарьина, граф довольно долго ломал голову над проблемой адекватной оплаты услуг маститого профессора, пока не набрёл наконец на два нетрадиционных способа его вознаграждения. Прежде всего он заказал художнику свой портрет и 12 октября 1885 года отправил его Захарьину вместе с сопроводительной эпистолой, начертанной разборчивым, но дрожащим почерком:
Милостивый Государь Григорий Антонович,
Полагая, что Вам приятно будет вспомнить о человеке, обязанном Вам своим здоровьем, позволяю себе послать Вам на память обо мне мой портрет. Говорят, что он очень похож и что верно схвачено выражение лица. Если это так, то этот портрет должен выразить всю признательность к Вам за исцеление меня от опасной болезни.
Искренне признательный слуга Д.Толстой.169
С тех пор портрет Толстого служил единственным украшением приёмной Захарьина в его особняке на Первой Мещанской улице. Через два с половиной месяца Захарьин получил ещё одно послание графа, наглядно показавшее, что напускное бескорыстие способно приносить иногда весьма ощутимую прибыль:
Милостивый Государь Григорий Антонович!
Императорская Академия Наук, считая для себя высокою честью присоединить Ваше Превосходительство к своему личному составу в качестве Почётного Члена, избрала Вас в заседании своём 7 декабря 1885 года в означенное звание.
Поставляя себе в приятный долг уведомить Вас об этом, имею честь препроводить при сем к Вам, Милостивый Государь, установленный диплом на звание Почётного Члена Академии.
Примите уверение в моем совершенном почтении и преданности.
Граф Д. Толстой. 24 декабря 1885 года.170
Сам же больной граф стал постепенно пренебрегать государственными делами, перекладывать на своих заместителей решение важных вопросов, а в комитете министров появляться только «в чрезвычайных случаях».171 Полностью сосредоточенный на своём самочувствии и всё более зависимый от Захарьина, он беспрестанно расхваливал московского профессора в сановных кругах, незаметно для себя превращаясь из его покровителя в рекламного агента. «А всё-таки жалею, что не посоветовались с Захарьиным, – писал, например, граф Толстой прихворнувшему Победоносцеву 2 июня 1886 года. – Мне советы и лечение его приносят очевидную пользу. По временам он присылает ко мне из Москвы своего ассистента, который пока остаётся доволен моею физикою и главным её инструментом – сердцем».172
Но как бы ни старался граф аккуратно исполнять врачебные рекомендации, его здоровье ничуть не улучшалось. Резко похудевший, бледный и возбуждённый, измученный повторявшимися время от времени приступами сердечной астмы, летом 1888 года он без умолку рассказывал окружающим, что Захарьин «очень доволен» его состоянием. В последний раз он вернулся из Москвы «починенный Захарьиным» 11 апреля 1889 года, а через две недели скончался.173
Между тем Захарьин обзавёлся очередным необычным благодетелем и союзником в лице французского клинициста Анри Юшара. Осенью 1888 года правительство Франции командировало группу парижских врачей во главе с Юшаром в Россию и Германию «для изучения постановки медицинского преподавания и успехов терапии». Французская делегация приехала в Москву 1 октября. В понедельник, 3 октября, Юшар и его коллеги посетили Новоекатерининскую больницу и прослушали лекцию Остроумова. Утром 4 октября они отправились в факультетскую терапевтическую клинику, где Захарьин продемонстрировал больную, у которой диагностировал сифилис печени, и прочитал студентам лекцию на эту тему. По ходу лекции профессор разъяснял гостям на французском языке отдельные её положения, а закончив чтение, обратился к собравшимся с просьбой «приветствовать соотечественников Лаэннека, Пастера и Шарко».