Открываю глаза и вижу незнакомый белый потолок со светящимися лампами. Я лежу на больничной койке, рядом тумбочка, дальше письменный стол, стул, кресло. Смотрю на себя – я в своей пижаме, которую терпеть не могу, потому что верхняя часть застёгивается на пуговицы, и меня это бесит. На тумбочке стоит бутылка воды и стакан. Открываю бутылку, наливаю воду в стакан и жадно пью.

Где это я?

На полу вижу новые тапочки, на спинке кровати висит халат, тоже мой, из мягкого трикотажа с атласным поясом, который мне мама привезла из Турции.

Сажусь на кровати, опускаю ноги, влезаю в тапочки, встаю. Голова немного кружится. Прохожу в туалет: унитаз, биде, раковина, душевая кабина, на вешалках висят белые полотенца. Выхожу, дёргаю входную дверь – закрыто. Можно, конечно, постучать и поорать, но лучше сначала осмотреться повнимательнее и понять хоть как-то, что со мной происходит, куда меня привезли и, главное, зачем.

Судя по тому, что мне положили домашние вещи, меня увозили из дома с согласия родителей.

Подхожу к окну. Окно сделано так, что открыть его нельзя, есть только подобие форточки наверху. Смотрю через окно – та же зима, что и вчера. Примерно пятый этаж. Вижу во дворе машины Скорой. Скорее всего, я в больнице. Для частной клиники здание великовато. Значит, я в частном отделении. Каком?

Слышу, как щёлкает замок, и открывается дверь.

– Лиля, здравствуйте! Меня зовут Маргарита, я помощница Артёма Викентьевича.

Знать бы, кто такой этот Артём Викентьевич.

Передо мной стоит стройная симпатичная женщина лет тридцати, лицо которой полностью покрыто веснушками.

Вот не люблю я наклеенные ресницы, и ещё маленький камушек прилепила на правое веко. Наверное, для Артёма Викентьевича старается. Её медицинский халат сидит, как коктейльное платье. На ногах поблёскивают пряжки от дорогих бежевых лодочек на небольшом каблуке.

– Слушаю вас, Маргарита, – спрашивать у неё ничего не собираюсь.

– Я вам принесла завтрак, вот, пожалуйста, – закатывает в палату тележку, на которой тарелка с крышкой клош, как в ресторанах, кофейник, чашка на блюдце и вазочка с голубикой.

Смотрю на неё и думаю, дурака, что ли повалять, опрокинуть всё на пол или отказаться от еды? Но лучше сначала понять, куда меня запихнули, и по всей вероятности, родители, так как больше некому. А Вероника, тупица, потеряла халявную работу. Не надо было шпионить.

– Через полчаса обход, – улыбается Маргарита.

– Спасибо, поняла, – выдавливаю из себя. «Иди себе и передай, что я ничего у тебя не спрашивала», – мысленно посылаю ей установку.

В тарелке рисовая каша. Да, норм. Больница же. Каша вполне сносная. Накидываю туда ягод, перемешиваю и медленно ем.

Смотрю на часы, осталось пять минут до визита Артёма Викентьевича. Компа, конечно, в палате нет, руки чешутся по клавиатуре.

Девяносто девять процентов ставлю на то, что я в психиатрическом или психотерапевтическом отделении, что меня тайно, наверное, усыпив, привезли сюда по договорённости с этим самым человеком, который должен войти в палату через пять минут.

Моим влюблённым в друг друга родителям, как они хотят думать, чтобы о них думали, стало некомфортно слушать сообщения ничего не понимающей Вероники о том, что я слишком много времени провожу за компом. До этого они два раза пытались выдать меня замуж, чтобы наконец снять с себя последнюю ответственность за ребёнка, давно уже таковым не являющимся.

Я порядком им поднадоела со своими метаниями и поисками смыслов. Ничего лучше, как сбагрить меня к психотерапевту и отравиться дальше по жизни, они не придумали. Похоже, что я в психотерапевтическом отделении, но скоро будет яснее.