– Да, в некотором смысле, как первоклассный коллекционер, он действительно был очень образован. Он знал содержимое всех музеев в мире, связанное с египетскими древностями, и изучал их образец за образом. Соответственно, поскольку египтология в основном музейная наука, он был образованным египтологом. Но по-настоящему он интересовался не событиями, а вещами. Конечно, он много знал, очень много о египетской истории, но все же прежде всего оставался коллекционером.

– А что будет с его коллекцией, если он действительно умер?

– Согласно завещанию, большая часть перейдет в Британский музей, а остальное достанется его адвокату мистеру Джеллико.

– Мистеру Джеллико! А что мистер Джеллико будет делать с египетскими древностями?

– О, он тоже египтолог и большой энтузиаст. У него целая коллекция скарабеев и других небольших предметов, какие можно держать в частном доме. Я всегда полагала, что именно его интерес ко всему египетскому сблизил их, хотя считаю, что он прекрасный юрист и очень скрытный и осторожный человек.

– Правда? На основании завещания вашего дяди я бы так не подумал.

– О, но это не вина мистера Джеллико. Он заверил нас, что просил дядю написать другой документ с более разумными условиями. Но он говорит, что дядя Джон был непоколебим, и он на самом деле бывал очень упрям. Мистер Джеллико отказывается от всякой ответственности за это дело. Он умывает руки и говорит, что это завещание безумца. Так оно и есть: я один или два дня назад просматривала его и не могу понять, как нормальный человек мог написать такую ерунду.

– Значит, у вас есть копия? – живо спросил я, вспомнив прощальные наставления Торндайка.

– Да. Хотите посмотреть? Я знаю, отец рассказывал вам о нем, и его любопытно посмотреть как образец извращенности.

– Я бы очень хотел показать завещание моему другу доктору Торндайку, – ответил я. – Он сказал, что ему будет интересно его прочесть и узнать точную формулировку условий, и хорошо бы позволить ему это сделать и услышать его мнение.

– Не вижу возражений, – сказала мисс Беллингем, – но вы знаете моего отца, его ужас перед тем, что он называет "выпрашиванием бесплатных советов".

– О, на этот счет он может не беспокоиться. Доктор Торндайк хочет посмотреть завещание, потому что его интересует данный случай. Он энтузиаст и сочтет разрешение за личную любезность по отношению к нему.

– С его стороны это очень мило и деликатно, и я объясню положение отцу. Если он захочет, чтобы доктор Торндайк увидел копию, я пришлю ее или принесу сегодня вечером. Мы закончили?

Я с сожалением признал, что это так, заплатил по скромному счету, мы вышли и свернули на Грейт Рассел-стрит, чтобы избежать шума и суеты больших улиц.

– Что за человек был ваш дядя? – спросил я вскоре, когда мы шли по тихой представительной улице. И торопливо добавил: – Надеюсь, вы не думаете, что я излишне любопытен, но мне кажется, он представляет загадочное отвлечение, незнакомое качество юридических проблем.

– Мой дядя Джон, – задумчиво ответила мисс Беллингем, – был очень своеобразным человеком, упрямым, своевольным, из тех, кого называют властными, и решительно неразумным и заблуждающимся.

– Действительно такое впечатление создают условия его завещания, – сказал я.

– Да, и не только завещание. Еще это выделение средств моему отцу. Нелепое решение и к тому же очень несправедливое. Он должен был разделить состояние пополам, как хотел мой дедушка. Нельзя сказать, что он не был щедр; но он хотел, чтобы все шло так, как он считает нужным, а это по большей части неправильно.

– Я помню, – продолжала она после короткой паузы, – один очень странный случай его рассеянности и упрямства. Это незначительный случай, но очень типичный для него. В его коллекции находилось прекрасное небольшое кольцо восемнадцатой династии. Говорят, оно принадлежало царице Ти, матери нашего друга Аменхотепа Четвертого, но не думаю, что это так, потому что на кольце имелось изображение ока Озириса, а Ти, как вы знаете, являлась поклонницей Атона. Но это было очаровательное кольцо, и дядя Джон, бывший необычным поклонником загадочного глаза Озириса, попросил первоклассного ювелира изготовить две точные копии этого кольца, одно для себя, другое – для меня. Ювелир, естественно, захотел измерить наши пальцы, но дядя Джон об этом и слышать не хотел; кольца должны быть точной копией, и размер тот же, что у оригинала. Можете себе представить результат: мое кольцо соскальзывало у меня с пальца, а дяде Джону оно оказалось настолько мало, что хоть он и смог его надеть, а снять уже не смог. Да и надеть смог только потому, что его левая рука была значительно меньше правой.