Она нажала на дверную ручку и вышла, а я стоял и смотрел на закрытую дверь.

Я вернулся в кухню и взял новую порцию льда из морозилки. Сев у окна я задумался над тем, что она сказала. Ох уж эти драматические диалоги перед уходом, которые должны заставить мужчину чувствовать себя паршиво. В этот раз ее слова попали в цель. Так погано мне не было достаточно давно.

На следующий день после этого разговора в мою смену поступил 8-месячный малыш, которому моя бригада должна была провести срочную операцию. Я пытался перевести мальчика другой бригаде: мне предстояло через пару дней оперировать сложного пациента вместе с Лиз. Но у парнишки показатели ухудшались с каждой минутой и ждать не было никакой возможности.

Три часа со скальпелем, мы сделали все, что могли, но прогнозы были неутешительные. Малыша привезли к нам слишком поздно, чтобы рассчитывать на успех. Я делал все, что мог. Мои ассистенты делали даже больше того, что было в их силах, но даже мы не в силах были его спасти. Тишина кардиомонитора была самым тяжелым признаком нашего поражения. Я назвал время и вылетел из операционной.

Джоан стояла у большого окна, через которое следила за ходом операции.

– Как ты считаешь, каковы были его шансы?

– Процентов 20, не больше.

– Ты сделал все, что мог?

– Джоан, я всегда делаю все, что могу и даже немного больше! – Ответил я, едва сдерживая ярость.

– Мне было важно это услышать.

После того как я переоделся, провел брифинг для моей команды – им важно было услышать, что делали все, что было в наших силах. После мне предстояла долгая беседа с родителями малыша: я рассказал им о диагнозе, осложнениях, ходе нашей операции и постарался ответить на главный вопрос: «почему все закончилось так?».

После разговора я стоял на крыше больницы и что есть мочи орал, глядя в небо Нью-Йорка. Мой крик заглушал шум города, и это было правильно. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то видел такое проявление чувств. Я рыдал, кричал, пинал воздух, пока не обессилел окончательно.

– Я сделал все, что мог! – сказал, будто обращаясь к невидимому собеседнику.

Я был ужасно зол и расстроен. Не могу сказать, что такое случилось со мной впервые. Но в тот день я отчетливо понял, что значит упущенное время. Обратись родители в больницу чуть раньше, я бы смог его спасти.

– У тебя непроходящий комплекс Бога.

Джоан стояла у двери, которая вела на крышу. Она подошла ко мне и протянула бумажный стаканчик с кофе.

– Нет, тут комплексы только у этого парня, который позволяет случаться таким несправедливостям! – я сделал большой глоток и кофе обжог мне горло.

– Знаешь, Кай, я порой думаю о том, что такие катастрофы – это лишнее напоминание нам, взрослым, о чем-то важном, что мы забываем в постоянной суете.

Она внимательно посмотрела на меня и устремила взгляд куда-то за горизонт.

– Ты будешь готов проводить операцию через 2 дня? – спросила Джоан после долгого молчания.

Я кивнул.

– Уверен?

Я снова кивнул и сделал глоток.

– Я могу попросить другого хирурга, Кай.

– Джоан, я тебе сказал, что я уверен. Тем более у меня первая операция с Элизабет.

– Как она тебе? – внезапно спросила босс.

Этот вопрос застал меня врасплох.

– В каком смысле?

– Как врач – какие видишь перспективы?

– Ну, она талантлива, усидчива и кропотлива.

– Но? – я почувствовал, как внимательно Джоан смотрит на меня.

В этот момент я представил Элизабет у себя в объятьях и говорить стало труднее.

– Кай, что происходит в твоей голове?!

– Ничего!

– Кай. Не ври! Я слишком хорошо знаю этот взгляд. Только не говори, что ты запал на свою подопечную. Ты же просил меня снять тебя с кураторства не из-за этого?!