Сентябрь

Первые несколько недель на новой работе пролетели незаметно. Обходы, назначения, консультации, подготовка к операциям, рецепты – Джоан помогала мне адаптироваться к местным особенностям.

Удивительно приятно было ее наставничество.

– Лиз, тебе необходимо подписать эти документы.

– Обрати внимание, как заполняются истории болезней, и что передается в страховую.

– Не забудь пообедать.

Джоан рассказала, как работала вместе моим отцом, как он помогал ей проводить операцию на открытом сердце молодого человека в самом начале карьеры. А потом этот молодой человек пришел в больницу с огромным букетом и кольцом. Джоан только вышла из операционной, едва успев снять залитый кровью халат, а тут он, стоит на одном колене перед дверями и просит принять его предложение – сердце, которое она спасла.

– Уже больше 30 лет прошло, а я помню этот день как вчера. Он продолжает баловать меня свежими букетами по утрам.

Мне было приятно проводить с ней время, моя наставница рассказывала об устройстве больницы, сложных клинических случаях, получении финансирования – всем тем, чем были заняты ее менеджерские будни. Иногда я замечала, как она приходит в смотровую и подолгу наблюдает за операциями.

Джоан имела привычку раз в неделю принимать участие в обходе пациентов вместе с врачами, она болтала с ребятами, доставала из бездонных карманов халата безделушки и дарила их малышам.

Дети чувствовали фундаментальность Джоан, ее степенность и внимательность, и каждый раз замирали, когда она входила в палату. А новички после обхода обычно спрашивали, кто эта седовласая женщина? Одна девчушка лет 5, чей выбритый висок рассекал ярко-розовый шрам предположила вслух:

– Я думаю, что что это жена Санта Клауса.

Я улыбнулась и заметила, дети согласно закивали и согласились с ней.

Я наслаждалась работой. Безусловно, в Ориндже я совершенно отвыкла от специфики приема и консультаций малышей. Там была общая практика, которой мы учились на первых курсах. Опыта моей работы было достаточно, чтобы вести прием и взрослых, и детей, но, все же, нейрохирургия была совершенно иным профилем.

Как-то вечером после особо трудного дня Джоан пригласила меня прогуляться по Центральному парку. Мы шли по освещенным дорожкам и обсуждали, как я устроилась в городе.

– Знаешь, я заметила сегодня, что ты пытаешься скрыть красноту глаз. Что случилось?

– Я следила за сегодняшней операцией… – слова застряли у меня в горле и Джоан понимающе кивнула.

Кайл (то есть Доктор Мэтьюс) пытался спасти 8-месячного малыша – он поступил несколько дней назад с опухолью, которая разрослась настолько, что малыш почти ослеп. Три часа команда лучших специалистов боролась за его жизнь. Три часа мы следили за каждым движением хирургов, анестезиологов, медсестер. Кайл был великолепен: несмотря на то, что он даже не смотрел на меня после нашего «знакомства», я не могла не признать – он виртуоз. Но порой даже самые крутые люди бессильны. В этот раз болезнь победила.

– Я поняла, что самое страшное чувство для меня – это тишина приборов. Пока был слышен писк кардиомонитора, оставалась надежда. А потом…

Я вспомнила этот звериный рев Кайла – он сорвал с себя хирургическую шапочку, бросил ее на пол и вышел из операционной, бросив ассистенту: «закончи».

– Да, Лиз. Порой болезнь оказывается сильнее. Это надо научиться принимать.

Джоан смотрела перед собой и, сделав глубокий вздох, сказала:

– Самое страшное для родителей, потерять своего ребенка. Я пыталась пережить это и знаешь, твой папа, с которым мы тогда работали в одном отделении, очень мне помог. В один из дней, когда я просто не могла встать с постели, он привел меня в эту больницу, попросил разрешение у заведующего отделением провести пару часов с пациентами. Мы сидели в общем зале, читали книги. Ребята слушали нас, задавали вопросы, смеялись. Кто-то уже пережил операцию, кто-то только ждал, когда попадет на стол к хирургу. Они жили одним днем, и были рады каждой капельке тепла и внимания, которые им могли подарить взрослые. Тогда я поняла, что мой долг – помогать таким детям.