– Я вас понял! – перебил Кулешов. – Только учтите, что настоящая, как вы выражаетесь, анестезиология третьему курсу не нужна. Еще не факт, что кто-то из ваших студентов решит стать анестезиологом, а работу своих коллег вы этими посещениями дезорганизуете. Привыкайте обходиться тем учебным материалом, что есть на кафедре, а в операционные пусть ходят ординаторы, им это реально надо.

– Но в перечне практических знаний и навыков, которыми должен овладеть студент третьего курса, значится определение стадии и глубины наркоза по клиническим признакам, – Данилов для наглядности начал загибать пальцы на правой руке, – профилактика и купирование регургитации[5] и рвоты в период вводного наркоза, выбор метода премедикации[6] в зависимости от состояния больного и срочности оперативного вмешательства… На манекенах мы только интубацию трахеи отрабатываем.

– Что третий курс может понимать в выборе метода премедикации! – Кулешов всплеснул руками. – Расскажите и попросите пересказать – этого вполне достаточно. Не осложняйте жизнь себе и людям!

– Я не осложняю никому жизнь, Андрей Евгеньевич, – возразил Данилов, – я стараюсь сделать свою работу так, чтобы мне не было потом стыдно. А то ведь всякие случаи бывают…

– Какие именно? – вскинулся Кулешов.

– Разные.

Вдаваться в подробности Данилову не хотелось, потому что они могли навредить другим людям.

А можно было бы рассказать, как ординатор второго года Бушмин стеснительно и конфиденциально попросил Данилова показать, как работает наркозный аппарат японской фирмы «Миракл». Ничего особенного, аппаратов много, все и не изучишь, но миракловский аппарат относился к одним из самых распространенных, и в семьдесят седьмой больнице, где базировалась кафедра, использовался уже лет пять. Так что же мешало в первый же год ознакомиться с аппаратом? Одно из двух – или дурака валял молодой человек, или сразу же так «запрягли» на кафедре (это тут делать умели), что ни на что другое времени уже не оставалось. Кого статьи с монографиями писать посадят (их только подписывают корифеи, но пишут ординаторы, аспиранты или ассистенты), кого, по просьбе больничной администрации, в реанимацию дежурить отправят, дырки в графике затыкать. Дежурить, конечно, хорошо для опыта, но опыт получается односторонним, сугубо реанимационным, без анестезиологического.

– Куда-то не туда пошел у нас разговор, – Кулешов в раздражении хлопнул ладонями по подлокотникам своего кресла и покачал головой. – Создается такое впечатление, что вам, Владимир Александрович, доставляет удовольствие делать все наперекор.

– Нет, – Данилов покачал головой. – Отнюдь. Просто я стараюсь проводить занятия не по принципу «и так сойдет», а так, чтобы от них студентам была польза. Это же практические занятия, не так ли, Андрей Евгеньевич?

– Да, – подтвердил Кулешов.

– Ну, хоть по какому-то вопросу у нас с вами есть единое мнение, – пошутил Данилов, желая разрядить обстановку.

Зря пошутил, только подлил масла в огонь, пылавший в душе Кулешова. Андрей Евгеньевич поджал губы, поиграл желваками и уже откровенно недружелюбно выдал:

– Не пытайтесь выставлять себя лучше других! А то, по-вашему, выходит, что вся кафедра ведет учебный процесс спустя рукава, и только старший лаборант Данилов приносит студентам реальную пользу!..

«Ну, насчет всей кафедры я бы не подписался, – подумал Данилов, – но процентов на пятьдесят так и есть. Студенты воспринимаются, как обуза, не более того. Доцент Ряжская называет учебную нагрузку «учебной повинностью», а Сааков – «каторгой». Он, впрочем, шутит, утрируя, а Ряжская говорит, как есть. И занятия она ведет так, словно отбывает повинность».