Пока докладываю, упёрла взгляд на стену позади главврача, чтобы избежать необходимости смотреть ему в глаза. Но всё-таки замечаю, что Гранина мой доклад не слишком интересует. Куда больше он заинтересован мной. А вот это уже отвратительно. Потому резко ставлю точку.

– Думаю, остальное вам расскажет Марина Арнольдовна.

О, как же мне хочется поскорее отсюда уйти!

3. Глава 3

– Доктор Печерская начала работать у нас три года назад, сразу после окончания учёбы. Она с отличием окончила ординатуру, затем стала кандидатом медицинских наук, и с тех пор продолжает успешно трудиться в нашей клинике. Ваш предшественник, доктор Осип Маркович Швыдкой, оказывал Эллине Родионовне большую помощь, поскольку он всегда говорил, что будущее отечественной медицины – это молодые специалисты, в которых нужно вкладывать знания и опыт.

Слушая Марину Арнольдовну, я смущаюсь и злюсь одновременно. Удивительный она человек всё-таки! Не двуликий, а трёх-, четырёх- и даже пятиликий Янус! Умеет льстить так, что сидишь и ощущаешь себя словно мёдом измазанной. Но если ей не угодить, то мёд превращается в фекалии, и тогда ощущения совсем другие. А бывает наоборот: она вроде хвалит и улыбается, но запашок от её слов заставляет морщиться.

– Это звучит очень многообещающе, – говорит Гранин, слушая заведующую. При этом он пытается заглянуть мне в глаза, но я отворачиваю голову. Сначала пересчитала все лампочки на потолке, потом количество стульев в конференц-зале, теперь прикидываю, сколько ушло ламината на пол.

– К сожалению, сейчас я должен оставить вас, в моём кабинете осталось ещё так много не просмотренных документов, – Марина Арнольдовна говорит извиняющимся тоном и встаёт. Я тоже хочу подняться.

– Эллина, дорогая, не могли бы вы объяснить Никите Михайловичу ключевые показатели вашего отделения за прошлый год? Будьте так любезны, – заведующая наклоняет голову в мою сторону и говорит это сладеньким голоском. Во мне просыпается совсем не медицинское желание сделать ей лоботомию. Без анестезии.

Как это потом назовут, интересно? Убийство в состоянии аффекта?

Делаю глубокий вдох и решаю всё-таки оставить Марину Арнольдовну в живых. Не хочется проводить последующие лет двадцать за решёткой.

Когда дверь закрывается и щёлкает замок, я смотрю на столешницу прямо перед собой и крепко сжимаю губы.

– Элли? – осторожно спрашивает Никита, и я тут же быстро поднимаюсь.

– У вас нет ни малейшего права обращаться ко мне подобным образом, – я угрожающе тихо шиплю.

– Теперь между нами всегда так будет? – голос его звучит неуверенно, и я должна сказать, что ожидал многого от Никиты Гранина, но определенно не того, что услышу от него проявление подобного чувства.

– Да, так теперь будет всегда, нравится вам это или нет, – отвечаю сухо. – И нет никаких «нас», Никита Михайлович.

На мгновение воцаряется тишина, а затем я поднимаю взгляд, осмеливаюсь посмотреть прямо на него. Тёмно-синие глаза смотрят на меня вопросительно.

– Почему ты вернулся сюда? Зачем пришёл работать в эту клинику? Что, других в городе не нашлось? – мой вопрос звучит презрительно. То, чего и добивалась!

– Элли… кхм! Эллина, прости. Я не знал, что ты здесь работаешь, – расстроенно отвечает он. – Боже! Я даже не знал, что ты стала врачом!

– Зато теперь ты это знаешь.

Я действительно изо всех сил пытаюсь сдержать свой гнев. Как бы мне хотелось сейчас высказать ему всё, что было у меня на душе за последние 13 лет!..

– И что ты думаешь, как мне теперь быть? – снова эта неуверенность в его голосе, которая заставляет меня поднять глаза.

– Держись от меня подальше, – мгновенно отвечаю и встаю.