Пока дошли до столовой - успела выяснить у княжны, что эта девушка в серой форме - Ольга Антипова - пепиньерка**. А сама Саломея, в отличие от многих, не с раннего детства обучается в Смольном. Она попала сюда после смерти матери, всего два года назад, по настоянию отца, который боялся не справиться с воспитанием дочери. Именно поэтому имеет более широкие представления о внешнем мире и реалистичные взгляды на жизнь.
Унылая двухцветная столовая встретила меня рядами длинных скучных столов и стульев, за которыми уже сидела часть воспитанниц разных возрастов, совершенно одинакового облика. Некоторое оживление в общую картину вносили только цвета формы институток. Как краски в палетке художника, выделялись кофейная, голубая и наша зелёная зоны.
Порции тоже удивили скудностью содержания и размеров. На первое - суп без мяса с перловой крупой, на второе - это самое мясо из супа, нарезанное тонкими ломтиками по три на тарелку и сдобренное чем-то вроде мучнистого соуса. В госпитале всё-таки было как-то не только потеплее, но и посытнее.
Единственное, что внесло приятное разнообразие - вместо традиционного чая сегодня давали жидкий ягодный кисель. Это послужило предметом негромких восхищений за столами - чай всем давно надоел.
В районе каждого класса бдительными церберами стояли классные дамы и пепиньерки, строго следя за дисциплиной.
Всё происходящее лично на меня навевало тоску, хотя сами ученицы несчастными вовсе не выглядели - наверное уже привыкли.
Вечером меня ждала ещё одна новость. После прогулки по институтскому саду (ну как прогулки... строевой ходьбы парами под присмотром пепиньерки в строго заданном направлении с шестами за спиной, удерживаемыми в локтях согнутых рук - для укрепления осанки) меня пригласила в ту самую учительскую комнату фройляйн Марта. Кроме нас в данную минуту здесь никого не было.
Я внутренне насторожилась. Усадив в кресло, она странно, я бы сказала, сочувственно посмотрела на меня и отдала незапечатанное письмо. (Ну то, что почту воспитанниц здесь вскрывают и перечитывают - знают, наверное, все, так что это как раз неожиданностью не стало.)
Со вполне объяснимым любопытством я извлекла из конверта листок и принялась читать. Послание оказалось от дядюшки. Марта тактично отошла к окну.
Опуская всякие "Здравствуй, любезная моему сердцу племянница, пишет тебе oncle*** ...", суть сообщения сводилась к следующему: все меня тут страсть, как обожают, но по окончании обучения устраивать мою судьбу не собираются. Ибо положение в имении ухудшается и бла-бла-бла.
В общем, и в этом мире я - сирота и взваливать на себя взрослую девицу на выданьи никому из родственников не интересно. Спасибо, что платили эти годы за обучение в институте. А дальше мне рекомендовалось озаботиться получением места гувернантки в каком-нибудь приличном доме. Вот и всё. Ну не считая пожеланий здравия и благополучия и многочисленных приветов неведомо от кого.
- Так вот вы какие, родственнички... С таким уровнем взаимопомощи и поддержки - не удивительно, что российская ветвь нашего рода со временем совсем зачахла.
- Я понимаю тфои перешифания, Алиса. - фройляйн, заметив, что я дочитала письмо, подошла и села рядом, участливо погладив меня по руке. - И постораюсь присмотреть потхотящее место. Но тля этого нато трудиться.
- Эх, хорошая ты тётка, госпожа классная дама, хоть на первый взгляд и не заподозришь в тебе подобной сердечности.
- Ф этом коду их фысочестфо с тругими членами попечительского софета учретили премии тля лучших фыпускниц. Это тфой етинстфенный фыхот, тефочка.