– Дождись, пока мать заснет, и айда с нами, – уговаривала Рошин.

Как и матери, девочки были близкими подругами.

Однако Кейтлин в этих вылазках не участвовала. Она, как всегда, слушалась мать. Их всего-то было двое. Им нужно держаться вместе, а не жить в состоянии постоянной войны, как Рошин и Нуала. Рошин этого не понимала. «Потому что у нее есть отец», – заключила Кейтлин, чей отец умер до ее рождения, и мать воспитывала ее одна. Они едва сводили концы с концами. Зачем же добавлять маме беспокойства.

Иногда Кейтлин задумывалась, почему Кейти снова не вышла замуж. В деревне было немало мужчин, которые на нее поглядывали. Но когда она спрашивала, мать сразу замолкала, и Кейтлин догадывалась, что она до сих пор переживает смерть мужа. Тема больше не поднималась, и мать с дочерью жили беззаботно и счастливо. Но полгода назад…

Однажды вечером после ужина Кейтлин впервые поняла, что мать больна. Выбрасывая остатки еды в мусорный контейнер, она заметила, что мама едва попробовала пастуший пирог – картофельную запеканку с мясом, которую Кейтлин приготовила в тот день на уроке домоводства. Она не считала эту попытку шедевром кулинарии, но мать была из тех, кто доест до конца, щадя чувства дочери.

С тех пор Кейтлин стала проверять, что шло на выброс. Каждый вечер мать едва прикасалась к ужину. Когда дочь спросила, в чем дело, Кейти списала это на несварение. Кейтлин промолчала, но стала замечать, как вместо того, чтобы отправлять ее делать уроки, мать была счастлива, когда дочь мыла посуду, а сама дремала перед телевизором.

Время шло, но аппетит к матери не возвращался. Невозможно было не заметить ее запавшие глаза, потускневшие волосы, когда-то пухлые, а теперь почти ввалившиеся щеки. Но когда Кейтлин предлагала сходить к врачу, мать раздраженно отказывалась.

– Отстань, Кейтлин, – прикрикнула она в четверг вечером. – Все в порядке… это просто…

Но не договорила и побежала в туалет. Кейтлин подождала снаружи, прислушиваясь к исторгнутому ужину, который матери удалось проглотить раньше. Наконец все стихло. Кейтлин открыла дверь. Мать в изнеможении рухнула на пол. Кейтлин подошла к раковине и начала смывать. На этот раз она заметила кровь. Не сказав ни слова, она помогла матери подняться и надеть ночную рубашку. И, уложив в постель, попросила:

– Пожалуйста, пойдем к врачу, ты больна.

Впервые мать спорить не стала. И именно это встревожило Кейтлин больше всего.

Доктор Хэннон улыбнулся обеим, сказав, что беспокоиться не о чем, однако отправил Кейти сдать анализы. Улыбка не скрыла тревоги у него в глазах.

Через несколько недель они сидели у онколога, который сообщил, что, хотя рак поджелудочной железы диагностирован на поздней стадии, надежда еще есть. Как и доктор Хэннон, обмануть женщин О’Дуайер он не смог. Сказал, что сделают химиотерапию, чтобы уменьшить опухоль, а затем прооперируют. На самом деле оперировать было бессмысленно, и оставалось только молиться о чуде. Когда Кейтлин не держала перед матерью тазик при тошноте и не помогала накрыть платком облысевшую голову, она стояла на коленях в больничной часовне, молясь о чуде. Чуда не произошло. Когда решили оперировать, было уже поздно – опухоль дала метастазы. Оставалось только ждать.

Входя в палату, Кейтлин старалась не показывать страха. Хотя, видя мать каждый день, она привыкла к запаху антисептика и смерти, но все же не могла смириться с тем, как быстро мать уходит. После нескольких недель на голодном пайке Кейти превратилась в скелет, почти не занимая места на крошечной односпальной кровати. Под накрахмаленными белоснежными простынями проявлялся только вздутый живот с раковой опухолью. Она лежала бледная, с закрытыми глазами, и, если бы не едва заметное дыхание, Кейтлин решила бы, что мать покинула этот мир, а не просто спит.