Придется искать другого покупателя. Но, даже если это нам удастся, куда я денусь? Почтовая карета, на которой я собиралась уехать, больше не ходила. Я застряла в большевистском поселке, и мне был нужен новый план. Но я не могла рационально мыслить, пока Евгения медленно взрывалась от ярости. Она возложила все наши надежды на этого негодяя, которые тот не оправдал. А потом она – человек, которого я совсем недавно считала своим ангелом-спасителем, – стала угрожать ему ножом! На одну ужасную секунду мне показалось, что я стану свидетельницей очередного убийства и снова окажусь в плену. Евгения была слишком непредсказуема.

– Можешь, пожалуйста, успокоиться? – попросила я. – Из-за тебя и твоей истерики у нас могут возникнуть неприятности.

– Из-за меня? – возмущенно закричала она. – Это все твоя вина! Напрасно я тебя спасла! Теперь у меня нет денег, и я разозлила Совет.

– Не нужно было его бить. Я же сказала тебе… – Я замолчала. Как бы мне ни хотелось отметить, что в нынешней ситуации мы оказались из-за нее, спорить с ней сейчас означало лишь терять время. – Нужно оценить оставшиеся варианты и разработать продуманный план действий. Стратегию, – сказала я, вспоминая, как папа корпел над передвижениями армий. – План атаки.

– «Оставшиеся варианты»? – саркастично усмехнулась Евгения. – Еще бриллианты, что ли? Сколько у тебя этих треклятых камней? Я до сих пор не знаю, откуда ты и откуда они у тебя. Бросить бы тебя здесь. Вы со Стравским друг друга стоите. Черт побери!

Я медленно и глубоко вдохнула, пытаясь отвлечься от раздражения на Евгению и паники от новостей про почтовую карету. Нет, еще рано впадать в уныние, от этого командир Юровский никуда не делся. Либо я нахожу другой способ сесть на поезд, направляющийся на юг, либо несколько дней иду пешком по опасной дороге, либо убеждаю кого-то меня довезти. Например, Евгению.

Она сказала Стравскому, что ей нужны деньги на доктора для брата. Если это правда, то я могу предложить ей сумму, на которую можно построить целую больницу, не то что нанять одного врача. Правда, придется каким-то образом убедить ее отвезти меня в Челябинск.

– Евгения.

Она остановилась и злобно уставилась на меня:

– Что?

– Ты правда хочешь помочь своему брату?

– Да, – отрезала она. – Хочу, чтобы на него посмотрел доктор. Он потерял ногу на войне.

– О… – У меня сжалось сердце. Я вспомнила длинные ряды деревянных кроватей, на которых стонали от боли раненые солдаты. До того как нас отправили в Екатеринбург, мы с Машей часто посещали госпитали: пели солдатам песни, развлекали их глупыми историями, а иногда держали за руку, когда они отходили в мир иной. – На войне… на войне с Германией? Или…

– С белыми, Анна. Потому что он – большевик. Потому что вся моя семья – большевики. Потому что…

– Да-да, я поняла, – быстро проговорила я. Конфликт с Германией закончился ранее в этом году, когда большевики вывели Россию из мировой войны. Мама и папа сильно горевали, услышав эту новость. Наши союзники в Англии, Франции и Соединенных Штатах все еще продолжали сражаться, а Россия позорно покинула поле боя. Я должна была догадаться, что брат Евгении воевал за Красную армию, а не за императорскую. – Я просто хочу сказать, что мы не должны сдаваться. Мы наверняка сможем найти другого человека, который согласится купить бриллиант. Стравский – никто. Не переживай из-за него. Если будем действовать быстрее него, то обязательно добьемся успеха.

– Это «ничто» – самый богатый человек на сотни верст отсюда, – ощетинилась Евгения. – Мы прогнали из Медного и Исети всех помещиков. Ты куда, думаешь, попала? Если он не хочет платить, это конец. – Она беспомощно покачала головой.