Мохтериону нечего было сказать, а Тортор, видимо, не собирался вступать в разговор. Как выяснилось, Аколазия вовсе не собиралась замять тему.

– Вы любите мужчин?

– О! Какой милый вопрос. Сколько в нем непосредственности! Люблю ли я мужчин? Я отвечу вам искренне: я люблю мужчин чуть больше, чем женщин.

– В таком случае вам следует обратиться к Мохтериону, а он постарается вам помочь. Мохтерион, можно тебя на минуту? – Аколазия быстро встала и вышла из комнаты.

Подмастерье извинился перед гостями и вышел вслед за ней. Она стояла у входной двери и рукой показала ему, чтобы он прикрыл свою дверь.

– Мохтерион, я тороплюсь, у меня свидание. Не волнуйся. Я вернусь не очень поздно. С Гвальдрином остается Детерима, – вполголоса сказала она.

Подмастерье так растерялся, что потерял дар речи.

– Этот Морус ясновидящий, – наконец пробормотал он.

– Среди гомосексуалистов бесталанных почти нет, – улыбнулась Аколазия.

– Будь осторожна! И избавь меня от сюрпризов."

Но Аколазия уже бежала вниз по улице и вряд ли слышала его последние слова.

XII

Мохтерион захлопнул дверь и вернулся к Тортору и Морусу.

– Она ушла? – спросил Тортор.

– Да. У нее, правда, было назначено свидание, – ответил Мохтерион.

– А я зачем здесь? Вот вертихвостка! Я бы ей показал свидание, – возмутился Тортор.

Быть может, с кем-нибудь другим и в другое время Мохтерион сам был бы рад дать волю своим чувствам, и тогда недовольство какого-то Тортора по сравнению с его гневом показалось бы детской забавой, но обстоятельства не располагали к этому, и по тому, как ему удалось бы защитить Аколазию, он мысленно представил, как бы ей досталось от него без каких-то там Торторов.

– А что ты думал? – развязно начал Подмастерье, посчитав, что излишняя предупредительность будет неправильно понята слушателями. – Ей надо думать о себе и спасать себя от меня. Ты что, думаешь, что гроши, которые ей здесь перепадают, достаются даром? Девки похуже нее и пальцем не пошевелят за ту сумму, которую я вынуждаю брать Аколазию.

Вот ты, побегал по нашим подъемам неполную неделю и то обеднел. А ты думаешь Аколазия за это время разбогатела? Ничуть. Так что тебе, да и мне, радоваться бы, что у девочки охота выбежать на свидание, и молиться, чтобы ей попался кто-нибудь получше нас. Впрочем, она тебя очень ценит и любит больше меня, но пеняй на себя. Сразу надо было говорить, если ты на что-то рассчитывал. А то вначале – так, потом – этак. Моего образования не хватает, чтобы уразуметь перепады твоих настроений."

– Ничего страшного! Никуда она не денется, – смирился Тортор. – Но что делать с Морусом?

– Моруса лучше проводить в другой дом. Я понимаю, что ему нужно, но мы подобных клиентов не принимаем. У меня другой профиль.

– Может, у тебя еще кто-нибудь есть? – приподнимаясь, спросил Тортор.

– Нет. Сейчас все разъехались.

– А сестра Аколазии?

– Она этим делом не занимается и сейчас присматривает за ребенком.

– Вот скукотища!

– Ничего не поделаешь.

– Нет, так нет, – выручил Мохтериона Морус, по всей видимости, собравшийся уходить.

Тортору не оставалось ничего другого, как последоватъ примеру друга.

– До скорого! – бодро произнес Тортор, спрыгивая с каменных ступенек.

– Пока, – поспешил ответить Подмастерье, не в первый раз почувствовав, что радость, доставляемая прощанием с посетителями и их выпроваживанием, перевешивает радость от их прихода.

XIII

В доме осталосъ три человека, как не раз бывало и раньше, но по понятным причинам Мохтерион испытывал какое-то новое чувство, определенно волнующее, хотя и не безоговорочно приятное. Детерима ему не мешала, вернее, еще не успела помешать, но, конечно, ему были небезразличны ее намерения, а приставать из-за нее к Аколазии совсем уж не пристало.