– Да, это нелегкий разговор. Лучше отложить его на потом. Но ты сказала, что думала так до того, как мы начали совместную борьбу. А как сейчас?

– Определенно я понимаю сейчас то, что существуют люди, для которых образование значит больше, чем для других. Я думаю, они безвредны, если полностью увлечены им.

– Спасибо за откровенность, хотя утешительного в твоих словах для меня мало. Но как же тебя заинтересовать?

– Не надо меня заинтересовывать. Я в хорошей форме и готова ко второму курсу.

– Если не успею к твоему уходу, то вечером тетрадь будет на холодильнике, не забудь прихватить ее с собой.

– Можешь быть уверен, что я примусь за нее сегодня же, – сказала Аколазия и вышла из комнаты с Библией в руках.

V

В очередной раз Подмастерье склонился над своей рукописью с твердым намерением наконец-то одолеть лежащие перед ним страницы.

==================================================

начало книги подмвстерья

==================================================

[Бытие, 19]

[1] “И пришли те два Ангела, которые были ниспосланы на землю Богом, чтобы удостовериться в том, что люди по-прежнему оставались людьми, и даже это давалось им с немалым трудом, в Содом вечером, когда наступила пора отдыха для потрудившихся днем и пора для приложения избытка жизненных сил для праздных и здоровых, которых, к людскому ли только посрамлению, в городе проживало не меньше гнущих спину, а то и больше них, и вступили в город, где Лот, один из жителей сей местности, сидел у ворют Содома.

С полной забот и тревожных мыслей душой, отец семейства, может уже не способный ничем выправить положение с матерью его дочерей, его женой, но и при отсутствии всякой возможности помочь дочерям, чувствующий свою обязанность до последнего дыхания напрягать все свои силы для их благополучия, Лот поддерживал себя слабой надеждой, что он еще не уподобился своим согражданам, и несхожесть между ними зиждется не только на обеспеченном природой естественном различии, благодаря которому даже пылинки и те отличаются друг от друга.

Трения с женой давно уже пережили то время, когда выяснение отношений происходило на повышенных тонах и доводило в общем-то терпящих друг друга супругов до изнеможения, причиняло обоим немалую боль, причем мужу большую, ибо он не был отходчив и дольше сопротивлялся попыткам примирения.

Хотя ссоры вспыхивали и в последнее время, но они не доходили до прежних шумных скандалов, чему причиной было не столько наступившее с годами осознание обоими супругами своей беспомощности и бессилия что-либо изменить в характерах другого, сколько все более и более очевидные последствия ссор, все глубже и пагубнее отражавшихся на повзрослевших дочерях, которые, казалось бы, давно уже должны были привыкнуть к ним, но, к огорчению родителей, копили в душе те про тиворечия, которые раздирали семью, и если не взращивали их в родительском доме, приняв сторону одного из родителей, то неизбежно осложнили бы ими свою собственную будущую семейную жизнь.

Со стороны казалось, что старшая дочь сочувствует матери, а младшая – отцу. Но нельзя было быть уверенным в том, что старшая не поддерживает мать с коварным умыслом, чтобы та с ее подпитываемым со стороны сопротивлением в конце концов по терпела полное поражение и что младшая, проявляя сочувствие к отцу, тем самым расслабляет его и делает непоследовательным, ибо он пытается сообразовать свои поступки с переживаниями дочери.

Но и отец не поддерживал младшую дочь, и не только потому, что любил обеих, или, по крайней мере, не допускал, что может предпочесть одну другой. Он хотел честно нести свою долю вины в семейных раздорах, тем более что обязан был быть более терпеливым, так как суть его разногласий с женой заключалась в требовании жены – к которому она пришла после многолетних просьб – по мере возможности приспосабливаться к нравам людей, среди которых они жили, и не идти наперекор принятым обычаям, прежде всего из-за того, что несоблюдение их наносило вред им самим и этому требованию нельзя было отказать и в здравомыслии и разумности.