Доча очень удивлялась этому факту, получалось, что мудрейшие книги становились никому не нужными, а на обложках журналов появлялись разного рода певцы и клоуны, заменяя всё реже проявляющихся свинарок, доярок, учёных и пр. Она понимала, что до добра это не доведёт. Но списывала эти факты на локальные аномалии именно Ангарска, ведь город не простой. Да, люди тут жили не бедно, но экология в городе была одна из самых худших в СССР, притом, что регулярно ходили слухи об утечке радиации с завода по обогащению урана.
Корова сочувствовала людям, впадающим в оппортунизм, гнавшимся за мирскими благами, отшатнувшимся от правильного, на её взгляд, пути. От веры в общество социальной справедливости и прогресса, основанного на научном фундаменте бытия.
Поэтому она старалась хоть как-то способствовать лечению и оздоровлению общества. Она находила лучшую травку, чтобы молоко было вкуснее, и все были добрыми и весёлыми. Например, она заметила, что если потреблять дикую коноплю, дикие или садовые маки, вперемешку с клевером, то люди, испив молока, после такой трапезы становились более спокойные и рассудительные, становились добрее и улыбчивее.
Но, разумеется, не могла же она одна или даже при помощи своего стада направить в нужное русло развития весь город, и тем более всю страну. А то, что что-то в обществе идёт не так, было видно по поведению многих людей, переходящих к какому-то скотскому образу жизни, по мнению коровы. Допустим, она часто видела нетрезвых людей, часто распитие проходило в окрестных лесочках, за микрорайоном 6-а, где раньше были железные гаражи, стихийные постройки. За ним был лесочек с обширными площадями растущих там кустов багульника. Среди молодых ёлочек и высоких, но редко растущих берёз, сосен, осин, лиственниц…
Доча сперва думала, что люди туда ходят полюбоваться цветением багульника, как, например, японцы созерцают цветущую сакуру. Но чем чаще она там встречала людей, тем чаще убеждалась, что там проходили распитие горящей воды или тех же бутылок с тремя топорами. Ну, а после этого множество мужчин словно превращалось в быков: они то бились головой о стволы деревьев, то били друг другу морды, то наклоняя своих спутниц женского пола к деревцам, становились сзади и проделывали тоже самое что делают быки с коровами. Под истошные возгласы транзисторов, магнитофонов, а иной раз и рядом находящихся компаний. А потом они обрывали багульник, или собирали жарки, колокольчики и другие сибирские цветы и, оставив горы мусора, плелись в сторону потухающих огней города.
Ох, и не нравились ей такие нравы, ведь даже у них, у коров, интимная встреча с быком проходила лишь для зачатия телёнка. А тут ради какой-то прихоти, да ещё вот так. Хотя Доча, конечно, же понимала, что люди всего лишь люди и им ещё очень далеко до коровьего развития. Но в праве на дискуссию она не отказывала людям. Часто вспоминания, например, споры Ленина и Коллонтай о так называемой теории «стакана воды». И она тут была на стороне Ленина, который признавал «жажду» как таковую, но всё же критиковал слишком простой подход в этом вопросе.
«Изменившееся отношение молодежи к вопросам половой жизни, конечно, «принципиально» и опирается будто бы на теорию. Многие называют свою позицию «революционной» и «коммунистической». Они искренне думают, что это так. Мне, старику, это не импонирует. Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая «новая половая жизнь» молодежи – а часто и взрослых – довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости. Все это не имеет ничего общего со свободой любви, как мы, коммунисты, ее понимаем. Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что будто бы в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой «теории стакана воды» наша молодежь взбесилась, прямо взбесилась. Эта теория стала злым роком многих юношей и девушек. Приверженцы ее утверждают, что теория эта – марксистская. Спасибо за такой «марксизм», который все явления и изменения в идеологической надстройке общества выводит непосредственно, прямолинейно и без остатка исключительно только из экономического базиса. Дело обстоит совсем не так уж просто. …Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ? Но важнее всего общественная сторона. Питье воды – дело действительно индивидуальное. Но в любви участвуют двое, и возникает третья, новая жизнь. Здесь кроется общественный интерес, возникает долг по отношению к коллективу» (Цеткин К. Воспоминания о Ленине. М., 1955, с. 48-49.)»