Так уж сложилась судьба, что именно здесь – в единственном месте на земле – находило успокоение моё сердце, и только здесь я могла пробыть хоть три декады, если бы пожелала, и ветры перестали дуть, когда я появилась у двух мостов, и не гнали меня в путь. Но даже это было не главным. Один день в году и тот был бы счастьем – единственным счастьем, которое оставалось в моей безрадостной доле.

Постоялого двора не было ни у северного, ни у южного мостов, и я остановилась в страноприимных покоях ложи Серого ордена, от которой до нужного мне места идти приходилось целую стражу. Счастье, что здесь нет ни белых, ни чёрных магов, а серые только рады приходу подобных мне, и всегда привечают с улыбкой! На этот раз работы мне почти не досталось: в ложе не обучали неофитов, и за ними не было нужды прибирать. Почистить же мусор, за зиму налипший на магов, не составило никакого труда. Жалкие крохи, но я уже знала: мой удел – крохоборство и терпение, бесконечное терпение, даже если жить будет невыносимо. И так до тех пор, пока я не выполню обещания, данного почти год назад, когда танцевала на празднике добрых ветров.

Но что толку напрасно вздыхать? Я покинула Ложу ещё до конца четвёртой ночной стражи и к середине первой дневной пришла туда, куда звало меня моё сердце – на широкий луг, у края которого росла черноствольная липа. На ветвях дерева была натянута сильфова арфа, запевшая при моём появлении. Ласковый ветерок играл моими волосами, пахло свежестью, весной, пробуждением жизни…

– Мама… – прошептала я, сквозь слёзы улыбаясь дереву и арфе. – Мама, я так скучала, мне было так плохо…

Музыка прервалась, ветерок подул сильнее, и в этом дуновении мне почудилась ласка, поцелуй и материнское объятье. Я села на траву под липой и заплакала. Вновь заиграла арфа – утешая, уговаривая подождать, ведь ветры дуют каждый год, возвращаясь туда, откуда прилетели и улетая в неведомые дали, каждый день новые и бесконечно старые.

– Мама… – вновь и вновь повторяла я. – Мама, мама, мамочка!..

Пахнувший мне в лицо ветерок принёс влагу, и я поняла: мама тоже плачет, а, может, и не она одна.

– Родные мои, не надо, – взмолилась я. – Не надрывайте сердца ни себе, ни мне. Я вернусь к вам, скоро вернусь, а пока…

Пока звучала сильфова арфа – несколько струн, натянутых между ветвями липы, – звучала нежно и ласково, отрицая разлуку и горе. Где бы я ни оказалась, куда бы ни привели меня ветра, и всегда буду помнить эту музыку, самую прекрасную музыку на свете. Звуки родного дома.

Человек подошёл к полудню, когда солнце уже грело вовсю, отогнав последние остатки ночного холода. Ветерок принёс мне весть о его приближении и, если бы не арфа, я ушла бы с луга как можно скорее, не желая вновь встречаться со своим осенним знакомцем. Говорят, если мужчина и женщина случайно встречаются, расставшись пред тем без прощания, это знак судьбы, ну а уж коли в третий – то предопределённость. Но я не нуждалась в подсказках.

– Ба! – раздался знакомый красивый голос. – Керли, тебе мама не говорила, что сидеть на земле опасно? Не боишься простудиться?

– В прошлую нашу встречу ты звал меня тэнни, наследник мостов, – ответила я, не оборачиваясь. – Но тогда ты скрывал своё имя.

– А-а, прекрасная тэнни с постоялого двора! – засмеялся юноша и, опровергая свои слова, уселся рядом со мной. – Ну, не суди строго, в таком деле и мимми будешь как тэнни звать, лишь бы не прогнала. А как ты узнала, кто я такой?

– О тебе вся округа толкует, Рейнеке-маг, – засмеялась я в ответ, при звуках волшебного голоса забывшая свою досаду. – Ты ведь назвал мне своё настоящее имя.