– Доброе утро, вдова Смит, вдова Дигби. Какой нынче славный денек, правда?

Вдова Смит надулась, увеличив свой и без того внушительный бюст до угрожающих размеров.

– Денек? День отдохновения, дитя. Последи за языком.

– Неужели Господа это обидит? – спросила Бесс.

– Может, – остерегла вдова Дигби. – Если Он сочтет, что в твоей милой головке одно легкомыслие.

– Вместо мыслей о Нем, которые тебя должны заботить в такой день, – согласилась вдова Смит.

– Честное слово, сударыни, стоит мне лишь взглянуть в синее небо, я думаю о Господе нашем, – сказала Бесс с обезоруживающей улыбкой, прежде чем отвернуться и быстро пойти прочь.

Она брела вдоль церковного двора, пока не дошла до входа на кладбище. Там стоял преподобный Бердок с церковным старостой Эймосом Уоттсом. Бесс хотела пройти мимо них, но замешкалась, услышав, о чем они беседуют.

– Я должен сообщить, – говорил церковный староста. – Дольше воздерживаться от этого нельзя.

Преподобный Бердок печально кивнул.

– Разумеется, должны. Бдительность – наш долг. Я надеялся, что после нашей краткой беседы с ним на рынке в прошлый вторник… но нет, похоже, Гидеон Мастерс твердо решил оставаться вне паствы. Меня это печалит. Зрелище того, как человек, – человек, как я полагаю, наделенный немалым умом, – отворачивается от Господа.

– Гидеон всегда держался наособицу. Я ни разу не видел его на службе за все те годы, что прожил в Бэткоме, а это, как вы знаете, немалый срок, преподобный. Такое было время, о совести человека никто не заботился, кроме него самого.

– И Господа, разумеется.

– А теперь это дело властей, и они говорят, что все, кто не ходит в церковь в день воскресный, должны быть занесены в особые списки. С ними станут разбираться на четвертных судебных заседаниях, нравится это кому или нет.

– Вы исполняете свои обязанности, и никто здесь не станет дурно о вас из-за этого думать. Но как бы то ни было, я мог бы попытаться еще раз встретиться с упорствующим мистером Мастерсом…

– Бесс?!

От голоса Уильяма девушка вздрогнула. Она не заметила, как он подошел и встал рядом. Бесс нахмурилась, досадуя, что теперь не сможет дослушать разговор преподобного со старостой.

– А, Уильям. Доброе утро, – пробубнила она, и не думая скрывать раздражение.

Парень тепло улыбнулся.

– Я надеялся тебя встретить, – признался он.

– Надежда не без оснований, учитывая, что я сюда прихожу каждое воскресенье.

– Да. Наверное.

Уильям мялся, дергая себя за плащ, который успел затянуться у него на шее, вместо того чтобы опрятно лежать на плечах.

– Может быть, нам прогуляться? – спросил он.

– Здесь столько народу именно этим и занято, – сказала Бесс, снимаясь с места, – что не мне решать, прогуляться кому или нет.

Уильям поспешил за ней, ее резкость его явно не задевала. Бесс уже собиралась выдать еще что-то язвительное, но заметила, что на нее смотрят родители. Она сразу же замедлила шаг, так что Уильям ее нагнал, и подарила ему лучезарную улыбку.

– Уильям, расскажи-ка мне, все ли в Бэтком Холле в добром здравии?

– Все здоровы, спасибо.

– А твой отец?

Бесс он не нравился, но у Уильяма не было матери, о которой можно было бы справиться.

– Да, вполне. Он, конечно, часто уезжает по государственным делам.

Бесс кивнула.

– Оставляя тебя в поместье за главного?

– Ну, есть еще Гамильтон, мой брат. Поскольку он старший…

Они поравнялись с вдовой Дигби и вдовой Смит. Бесс порадовалась тому, какие у них возмущенные лица. Она не могла решить, кого вдовицы презирают больше: Бесс за то, что возомнила о себе многое, или Уильяма за то, что себя уронил. Мир, который они знали, в последние годы перевернулся с ног на голову, и положиться на то, что хоть что-нибудь останется, как прежде, было нельзя. Не помогали делу и те, кто вдруг решил отказаться от положения, которое счел подобающим для них милостивый Господь. Бесс с невинной улыбкой поклонилась дамам. Вдова Смит поджала губы с такой силой, что они лишились и того скудного цвета, которым обладали. Бесс дождалась, пока они с Уильямом отойдут на безопасное расстояние, прежде чем продолжила разговор.