Пройдя к заводи, о которой говорил отец, подоткнула юбку за пояс, сняла свои стоптанные башмаки и пошла к заилённому берегу, поросшему тут и там камышами и осокой, вот оно излюбленное место квакушек.
Осторожно раздвигая траву руками, забралась подальше в камыши, стройный хор лягушачьих голосов, до этого радостно приветствующих весеннее тепло, мгновенно смолк. Вот же, осторожные, заразы. Я замерла, высматривая в подступающих сумерках сливающиеся с тёмной водой лягушачьи спинки. Ага, вот и добыча. Бросок и-и-и…мимо, я плюхнулась в холодную воду, поднялась, отряхивая мелкий налипший мусор и сухие стебли камышей, отплёвываясь от воды с примесью ила. Кто сказал, что лягушки после зимней спячки вялые и медлительные, эти прыгуньи, что прыснули от меня во все стороны, легко бы дали фору нашим легкоатлетам. Ну уж нет, так просто меня не возьмёшь, просидев в своей засаде ещё минут сорок, я стала обладательницей великолепных семи квакушек, хоть и худых по весне, но для рыб вполне съедобных. Французы вон и сами ими не брезгуют.
Притопала домой, грязная, но счастливая, бухнула на стол корзинку с уловом, при моём появлении лицо отца вытянулось, а брови устремились вверх в немом вопросе.
- Эми, что с тобой случилось? – он поспешил ко мне и запнулся на полушаге, бросив взгляд в корзину, где из-под веток, чтоб квакушки не разбежались, тут и там торчали лягушачьи морды и лапы.
- Это ещё что, ты и их есть собралась? – родитель разглядывал меня, как умалишённую, явно представляя, как завтра я принесу ему на обед земляных червей или ещё каких «деликатесов».
- Нет, я не совсем выжила из ума (хотя кое-кто в доме в этом явно сомневался), это – приманка для рыбы, - и я гордо продемонстрировала притихших пресмыкающихся.
- Ну раз так, а впрочем, делай как знаешь, откуда только понахваталась всего этого? – отец устало махнул рукой и направился к очагу, где исходил паром горшок с кашей.
Переодев платье и приведя себя в порядок, занялась уловом. Первым делом лягушек надо выпотрошить, тоскливо вздыхая, глядела на корзинку и понимала, что не поднимется у меня рука на этих созданий, как и на других.
- Папа, а ты не мог бы разделать лягушек? – я обернулась к отцу, он стоял, помешивая кашу.
- Тьфу, ты, неугомонная, потом прикажешь мне их шкурки выделывать, что ещё задумала?
Я пожала плечами:
- Больше ничего, ну, пожалуйста, - стараясь придать лицу жалостливое выражение, подняла глаза на собеседника.
- Вся в мать, - проворчал старик, - верёвки из меня вьёшь. Ладно, поужинаем и ложись спать. Будет тебе завтра наживка.
Я поднялась, чмокнула отца в морщинистую щеку и стала накрывать на стол. Не успели мы отужинать, как раздался торопливый стук в дверь.
- Кого на ночь глядя принесло? – отец прошаркал к двери. За ней, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, показалась Марта.
- Ох, Эми, - она торопливо вошла в дом, - новость какая, послезавтра пройдёт здесь купеческий караван, не хотят они через Бюль ехать, напрямки через нашу деревню в Мэрсбург направляются, а в деревне ночевать будут и товары на продажу выставят, а значит, и из соседних деревень торговцы прибудут. Пеки пироги на продажу, пойдём с тобой поутру к торжищу, может, купцы в дорогу и твою сдобу возьмут.
- Вот это новость, Марта! Да присядь с нами, выпей травяного взвара, - я жестом пригласила селянку за стол.
- Нет, милая, некогда мне, побегу, я только и спешила эту новость сообщить, готовься, девонька, а я пойду.
Женщина уже направилась к выходу, как мне в голову пришла ещё одна идея.
- Марта, - окликнула её, - а не найдётся ли у тебя костей каких от невареного мяса, желательно несвежих?