“Что-нибудь в духе про то, что он спасал своего ребенка, которого оставил в младенчестве. Порвем новостные сайты! У него ж еще и свадьба…” - это предшествующее сообщение.

- Как ты мог? - чувствую, что мои губы дрожат.

- Да я не хотел правда! Я только спрашивал про Вильцева у человека, который в прессе работает… Ань, я правда хотел понять! Я сейчас все ему скажу!

Гена выхватывает телефон, я не успеваю вовремя разжать пальцы, и аппарат, делая красивый кульбит, разбивается о батарею.

Молча смотрю на осколки экрана.

Человеком, который решил вынести то, что случилось в коридоре на публику, оказался Гена. Мой Гена!

Молча выхожу из палаты.

Одолевают бессилие и паника.

Я так хотела, чтобы эта история стерлась из моей памяти, а теперь она стала достоянием общественности и виноват в этом Гена!

10. Глава 10

От Вильцева, слава богу, все последующие дни ни слуха, ни духа. Как и от Геннадия. 

Я наконец-то заглянула в новостные ленты СМИ и выяснила, что нашу историю там все еще мусолят как предновогодний жест невиданной щедрости от богатого человека. И даже про визит Вильцева в больницу к Гене написали. И не постыдились упомянуть о брошенном им в младенчестве ребенке. Даже думать не хочу, с чьей подачи.

Скольжу по экрану телефона дальше и всё больше поражаюсь изощрённости и аморальности журналистов. Кто-то даже написал про умершую в младенчестве сестру Вильцева. Мол, в Нике олигарх нашел что-то знакомое.

После этих сообщений я даю себе слово больше никогда новостные сайты не открывать. Ближайшие полгода, как минимум.

Нас выписывают аккурат тридцать первого. 

Мы долго прощаемся с докторами. Я, правда, очень благодарна.

Мы с Никой сделали им кучу поделок и, кажется, расстаемся друзьями.

Если быть честной, мы и не расстаемся. Нас ждет еще долгая реабилитация.

Но Ника очень рада поехать домой. Увидеть бабушку, нарядить елку.

Я радостно помогаю ей с чемоданом и вдруг замечаю, что самый красивый цветок, который мы складывали по технике оригами дочка пакует с собой. 

- Это для дяди… - она морщит лоб.

Я так и не сказала ей, как зовут Вильцева.

- Который меня спасал, - как будто отвечает на мой вопрос.

Стискиваю зубы и невероятным, титаническим усилием воли мне удается промолчать. И даже улыбнуться.

Когда же она забудет его уже?

Добираемся до дома на такси. Мы ужасно устали от больничных стен, от нервного напряжения и нескончаемых процедур. Так хочется поскорее скинуть обувь и плюхнуться на любимый диван, но реальность преподносит очередной удар - ключ не подходит к замку. Несколько минут мучаюсь, поворачивая его и так и этак, прежде чем на лестничную клетку выходит соседка.

- Добрый день, Анна! Дарья Васильевна просила передать, что у вас закончился договор аренды. Часть вещей у меня, часть… 

Она смотрит в сторону и я туда же поворачиваюсь. Замечаю на лестничной площадке груду, накрытую куском темной ткани - кажется, моей любимой шторой.

Когда мы с Геной начали жить вместе, Дарья Васильевна выделила сыну, а точнее нам с ним, одну из своих шести московских квартир, сдававшихся в аренду. Она - вдова, пережившая двух мужей. 

Гена убедил меня, что лучше будет отдать под съем мою двухкомнатную, а самим жить в центре в трешке. Сэкономленные деньги я откладывала на мечту - открытие студии. И маме тут тоже было удобно.

Оглядываюсь на соседку. 

Та хватается за ручку двери. В глазах лед.

- В общем, ты знаешь почему, - прибавляет.

Да, кажется догадываюсь.

- В общем, телефон ты мой знаешь, позвонишь как будет куда въехать… - и дверь захлопывается.

На площадке на нас уныло смотрит собранное мамино инвалидное кресло.