Прихожу в себя шустро, даже с разбегу, когда Яночка вырывается и смачно лупит меня ладошкой по лицу, запыхавшись и с краснючими губами. Я тяну лыбу и рассматриваю ее пунцовое личико, кайфуя вообще от всего. Даже от того, что она меня шлепнула.

Кричу вам в голосину, что у меня снова встал. Словно завороженный смотрю и не вдупляю, как я так влип? А?

—Что вы себе позволяете? — вперившись в меня растерянным взглядом, Кудряшка, тяжело дыша, прикладывает руку к груди. Ту самую, которой меня шлепнула.

—Не повредила? — участливо спрашиваю и тянусь к ее маленькой ладошке.

Меня-то она приложила слабо, но что для меня ничего, то для нее может быть очень много. Но Яночка делает шаг назад и, скидывая с лица упавшую прядь, резко разворачивается и уходит, оставляя меня и мой неотлюбленный стояк подыхать на кровати.

Я вслед ей смотрю, как Хатико, честное слово, но в отличие от него, улыбаюсь, потому что…ну урвал же. Красава.

Сердцебиение на разрыв мою грудную лупит, и я так глубоко и часто дышу, словно бежал тут стометровку. А сам анализирую довольно скрупулезно все то, что только что пережил…и прихожу к выводу, что губки-то она раскрыла.

Ответила мне девочка, потому что тело-то не обманешь…И хочется кричать от счастья мне во всю глотку. Вот оно! Вот оно!

Даже если она удумала закричать, я все равно по факту чувствовал слабый отклик. Малыш…ты меня волнуешь, с каждым разом волнуешь все сильнее и сильнее. Довольный собой, я все еще смотрю на закрытую дверь и слабо киваю своим же мыслям относительно дальнейшего завоевания.

Ну тут все ясно, надо дальше гнать вперед. Свиданки там и прочее, понаблюдать, цветы и конфеты, все такое…

И вдруг слышу:

—Еба, ты скорострел, что ли? Че так быстро? — Макс заходит и снова несет какую-то херню, и мое довольное выражение лица сменяется злым.

Вижу его и завожусь уже совсем иначе, так что встать бы и дать в табло. Мы вообще никогда не ссоримся ни по какому поводу, а тут меня прямо задевает пздц как! Руки так и сжимаются в кулаки.

—Макс, ты давно у зубного был, а? — шиплю, а сам стараюсь держаться. Парни снова заполняют палату и посматривают на меня подозрительно, только Макс все так же ржет!

—Че ты быкуешь, а? — парирует он, делая ровно то, что я просто ненавижу: отвечает вопросом на вопрос.—Из-за принцессы, что ли? УУУУУ,— игриво показывает мне палец вниз, улюлюкая при этом на всю палату.

—Нехер ее взглядом лапать, — бросаю коротко, все еще стараясь не вспылить сильнее.

—Да что ты! А то что? Понравилась? Так мне тоже нравится, хочу поухаживать...

Стоп-кран слетает, и мои предохранители сейчас горят. Поухаживать. За кем ты собрался, блин, ухаживать?! По вене пускает неконтролируемый гнев, и я шиплю:

—Ебанариум свой завали, а то будешь плавать на полу сейчас.

Макс начинает хлопать, доводя меня до ручки.

—Ребята, ну вы только посмотрите! Кажется, у нашего Боди наклевывается что-то посерьезнее одиночного траха.

Слышать в одной связке трах и хоть что-то, связанное с моей девочкой, ОЧЕНЬ хреновастенько, скажу я вам.

—Я тебе сказал ЕБАНАРИУМ завали свой, иначе сейчас пойдешь на этаж ниже в приемное! — без шуток заявляю, пытаясь встать, и до Макса наконец-то доходит, что я вообще ни разу не шучу сейчас.

Улыбка с его самодовольного лица сползает, а я с трудом встаю и еле прусь к нему, держась за бедро. Мне ему втащить может и будет сложновато, но все равно испытаю максимум удовольствия вместе с болью.

Парни вместо того, чтобы высказать, очевидно, желаемые комментарии, встают так, чтобы в случае чего нас разнять.

—Брейк! Успокоились оба! —Фрост встал между нами и выставляет руки в разные стороны. Мы сейчас как буйволы с Максом, и я останавливаться вообще не хочу.