Дочь кучера. Мезальянс Евгения Мэйз
1. Глава 1
Глава 1
– Хочу поменять сиделку, – произнесла Лира, сложив руки на покрывале.
– Лира! – воскликнула мама, накинув на себя вид оскорбленной добродетели. – Ты не могла бы подождать и…
– Нет.
Лира Вишневецкая покачала головой, не обращая никакого внимания на то, что предмет беседы находился в комнате. Она бы сама уволила Марину Константиновну, если бы это было в ее власти. Одних ведь слов недостаточно в ее то положении. Повременить Вишневецкая-младшая тоже не может. Мама обязательно найдет причину, чтобы выскользнуть из комнаты раньше, чем до этого додумается медицинская сестра. Проходили. Плавали. Знаем.
– Можно узнать причину твоего желания?
– Она мне не нравится.
– Ты не находишь что это объяснение детским? – поинтересовалась мама, мгновенно позабыв о стыдливости.
Всего несколько секунд и она забыла о стеснении. Она не отослала Марину Константиновну прочь, а решила продолжить разговор, унизив при этом дочь. Это обязательно будет унижением, если сиделка останется после этого разговора.
– Не нахожу, но раз ты настаиваешь, чтобы я озвучила истинную причину, то пожалуйста, – проговорила девушка, не моргнув глазом при этом. – Мне не нравится, как она ведет себя в твое отсутствие.
Ужасно – вот то, слово, которое хорошо описывает ситуацию. Лира чувствует себя вещью в своем же доме. Она инвалид, но лишь частично. Она не может самостоятельно передвигаться, но во всем остальном почти такой же человек, что и год тому назад.
– Алина Станиславовна, не было ничего такого! – воскликнула сиделка, бросив заниматься склянками на передвижном столике. – Лира Олеговна еще не оправилась от депрессии и часто сменяющееся настроение – норма в ее состоянии.
Лира приподняла бровь. Поведение женщины говорило само за себя. У них, конечно, не Англия с их вышколенными слугами, но нормальный человек оставил бы их двоих. Тем более, он, в чьи обязанности входит обслуживание больных, не стал бы диагносцировать ее состояние.
– Марина Константиновна, пожалуйста, оставьте нас двоих, – попросила Лира, переведя взгляд на женщину. – Сейчас.
Марина Константиновна вместо того, чтобы подчиниться посмотрела на Алину Станиславовну. Лира постаралась не подать виду, что ее разозлило происходящее. Ее расстроила не посторонняя тетка, а родная мать, что позволяла себе и другим обращаться с дочерью подобным образом.
– Марина Константиновна, вы разве не расслышали, что сказала моя дочь? – поинтересовался вовремя появившийся в спальне папа.
Он не постучал в комнату, как делал это раньше. Видимо услышал голоса и решил вмешаться, проигнорировав «политес».
– Олег! – воскликнула мама не без удивления. – Ты не сказал, что приедешь!
– Предупреждать о том, что я собираюсь приехать домой – это как-то странно, – говорит отец, обходя кровать Лиры с другой стороны. – Ты не находишь?
Отец взбирается к ней в кровать, скинув ботинки.
– Привет, котенок, – спрашивает он, целуя ее в щеку. – Ты как?
– Нормально, – отвечает Лира, улыбаясь. – Пытаюсь добиться гражданских свобод в своем же доме.
– Что за глупости ты говоришь?
Лира жмет плечами, не собираясь объяснять словесный оборот. Это выглядит, как психологическое насилие объяснять вполне себе очевидные вещи. Она ведь прекрасно поняла ее! Раньше же понимала!
– Олег, она хочет поменять сиделку! – говорит мама, глядя на них со своего места. – Марина Станиславовна станет пятым специалистом, получившим расчет в этом доме.
Лира знает почему мама спрашивает папу и почему не хочется присоединиться к ним, усевшись между подушек, совсем так как это было в детстве. Первое, она не хочет признаваться в том, что они с отцом давно не живут друг с другом. Это давно не тайна для Лиры. Но мама стыдится этого. Вторая причина заключена в дочери. Мама боится ее состояния или стыдится его. Но Лира бы предпочла, чтобы она боялась. Если иначе, то будет новым поводом для депрессии.
– У нас не хватка квалифицированного персонала? – парирует Вишневецкая-младшая, радуясь, что они наконец остались одни. – Она была последней, кто может ухаживать за больными?
– Да, Алин, – подает голос папа, подобрав Лирину руку. – Что ты так вцепилась в эту неприятную бабу?
Лира даже выдохнула в ответ на слова родителя. Не только ей не понравилась эта женщина, но и папе, который познакомился с ней походя.
– Она не дает им ни малейшего шанса, – объяснила мама и сначала подошла к кровати, но потом «одумалась» и просто взялась за его край. – Прошло всего два месяца, Лире показалось что-то и теперь она гонит ее.
Ей не показалось. Просто мама не была на ее месте и не испытывала того унижения, которое испытала Лира.
– Что дальше? Мы станем приглашать специалистов из Франции?
– Ну даже если и станем, то что? – осведомляется папа в прежней легкой манере. – Можем себе позволить.
Мама награждает его мимолетной улыбкой, в которой Лира легко читает презрение. Она не понимает отношения матери, несмотря на то что знает откуда растут ноги у их богатства. Отцу можно сказать, что досталось нехилое состояние деда, но с тех пор он многократно увеличил его, удостоившись прозвище «фармацевтический король». Но мать упорно продолжает смотреть на отца, словно это он, а не она не знает цену деньгам.
– Каждый раз, когда у Лиры испортится настроение?
Лира сминает губы, быстро облизывая их.
– Просто маме стыдно перед своими друзьями. Кто порекомендовал тебе это агентство? Лола Александровна? Или нет…
Лира делает вид, что задумалась. Ей горько, а еще она ненавидит себя за свое состояние. Раньше она бы ушла и не стала терпеть подобного. Алина Станиславовна все никак не может уяснить одно такой простой вещи – дети взрослеют, у них появляется собственная воля, отличная от родительской и жизнь.
– Она владеет им.
– Да. И что с того?
Ей кажется, что все очевидно.
– Тебе стыдно за меня перед своими друзьями, мама. А я не хочу терпеть подобного отношения со стороны чужого человека. Она не ставит меня ни во грош. Но все меняется, когда появляешься ты. Конечно, ты не замечаешь этого, потому что Марина Константиновна не дура и быстро смекнула, как стоит вести себя в твоем присутствии.
У Лиры начинают дрожать губы. Это невыносимо тяжело лишиться достоинства. Еще хуже – это рассказывать, как с ней обращаются в отсутствии родителей, словно она маленькая.
Ведь она и правда не может постоять за себя теперь!
Лучше бы авария отняла у нее не ноги, а разум! Тогда бы ей не было дела ни до чего вокруг.
– Интересно, – продолжает Лира быстро, не дав вставить матери и слова, – что ты скажешь, когда из дома станут пропадать вещи?
– Это невозможно, – отвечает мама с таким видом, словно отражает колкости на светской тусовке. – У нее безупречная репутация.
– А у друзей, которых она приводит? – осведомляется Лира, не желая сдаваться. – Это мелочи, если они обнесут весь дом, но что ты скажешь на это Лоле Александровне?
Ей горько и ее рвет на части от того, что приходится говорить подобные вещи. Почему недостаточно ее желания?
– Ты сгущаешь краски, Лира, – говорит мама, покривив губами. – То, что к Марине заглянула подруга – в том нет ничего страшного.
– Лирок, это серьезное обвинение, – вмешивается отец, разрядив ситуацию.
Ей хочется спросить: а издевательство бездействием, глумление за дверями спальни, страх, когда ты понимаешь, что ты окружен посторонними людьми – это несерьезно?
– Подруги, – поправляет она, продолжая и отгоняя воспоминания, – которые пили и веселились в гостевом домике те три дня, когда ты была на шоппинге в Милане.
Она ненавидит жалость от кого бы она ни исходила. Но… Она готова к тому, чтобы рассказать все, если родители упрутся и не пожелают пойти ей навстречу. Правда… Она потом сделает все, чтобы не жить с ними под одной крышей, съедет к себе в квартиру, а там сделает с собой что-то. Одиночество убивает ее ничуть не меньше, чем пренебрежение ее интересами.
– Проверьте камеры, если не верите мне. Охранник, наверное, подтер записи, но вы загляните в резервное хранилище.
Она отворачивается. Это противостояние вымотало ее неменьше, чем ежедневные попытки подняться или пошевелить ногами. Ее тело не слушается ее.
– Лир, не плачь.
– Я не плачу, а злюсь на вас! Я не кричу, а лью слезы из-за того, что родители не верят мне, словно я четырнадцатилетний подросток.
– Не сгущай краски, – отец тянет ее к себе. – В четырнадцать…
– Я не умею ходить, а не думать и оценивать происходящее. Я говорю, что нанятый человек ведет себя именно так, а вы защищаете его, не думая о том, что есть еще что-то, о чем я умалчиваю.
– Тогда может стоило начать с этого? – осведомляется отец серьезно. – Что ты про шмотки?..
Лира обрывает его.
– Это унизительно, отец. Как снисходительные улыбки мамы в твой адрес, которые ты уже пережил, потому что получил признание окружения. Но ведь раньше было не так? Как ее вопросы, которые она не в силах объяснить тебе, потому что…
Лира замолкает, поймав взгляд матери. Несмотря на то, что ей всегда был близок отец, она не может предать и выдать маму.
– Увольте ее и наймите другую сиделку, – говорит Лира, разозлившись и сдавшись на милость этого чувства. – Или я съеду от вас.
Родители удивились, услышав это. Добрых двадцать секунд в комнате царило молчание. Папа и мама играли в гляделки.