Каждый вечер они собираются на чай. Так повелось давно. Почему в столь позднее время? Ну так они же актрисы, хоть и бывшие, а у актеров жизнь начинается после спектакля. Привычка.

Они пили чай вот в этой самой квартире, Марты Мстиславовны, когда услышали звон стекла и короткий вскрик. Было ровно двадцать минут двенадцатого, на часы посмотрели. Если бы пили чай у Фаины Григорьевны, то ничего бы не услышали, потому что именно квартира Ружецкой через стенку от служебной квартиры.

Сегодня, в половине восьмого утра, Фаина Григорьевна отправилась в поликлинику, она почти никогда не пользуется лифтом, а служебная квартира как раз напротив лестницы. И увидела чуть приоткрытую дверь… Это было довольно странно. Фаина Григорьевна сначала позвонила, постучала, позвала… и только потом вошла в квартиру. Нет-нет, она ничего не трогала, за исключением двери. Сразу разбудила Марту Мстиславовну, в это время она обычно спит, и тут же сообщили в полицию. Ну и, конечно, Фаина Григорьевна стала дожидаться полицейских у дверей, хотя никто на их площадке появиться не может – здесь ведь только три квартиры, и никто другой не живет.

– Очень испугались? – спросила Вера.

– Ну-у-у… – пожала острыми плечиками Панюшкина, – я, конечно, с убийствами… а я сразу поняла, что Кирилла убили… никогда не сталкивалась, но мы, балетные, с малолетства ко всяким испытаниям привычные.

«Н-да… – подумала следователь Грознова, – такое тщедушное создание, а крик не подняла, в обморок не шлепнулась, быстро побежала к подружке вызывать полицию. Балетные действительно к испытаниям привычные».

Как сидел-лежал убитый и как валялись осколки вазы, Панюшкина с Ружецкой описали достаточно точно, а вот портфель не заметили. Впрочем, из прихожей его видно и не было, а дальше порога женщины не проходили.

– Вы хорошо знали этого Кирилла Андреевича Лепешкина?

– Не то чтобы хорошо… однако помогали ему здесь обустраиваться. Квартира-то служебная, нашему театру принадлежит, когда в ней никто не живет, мы присматриваем. По-соседски. И ключи от нее имеем, – пояснила Марта Мстиславовна.

– То есть у вас есть ключи? – уточнила Вера, припомнив слова эксперта, что дверь не взламывали.

– Они у нас хранятся тогда, когда в квартире никто не живет. А когда Лепешкин появился, около месяца назад, мы ему сразу ключи отдали, – сказала Фаина Григорьевна. – А еще один комплект хранится в театре.

– И вы с этим Лепешкиным только здесь, по-соседски, виделись?

Вера подумала, что вряд ли молодой мужик любил чаевничать с немолодыми дамами, так что в лучшем случае общался с ними на уровне случайных здрасьте-до свидания.

– Почему только здесь? – удивились дамы. – Мы его в театре регулярно видели. Мы ведь по-прежнему работаем в театре.

– А я думала, вы уже на пенсии.

Дамы весьма выразительно хмыкнули.

– Фаня ушла со сцены тридцать лет назад, но балетные рано уходят. А я перестала выступать только пять лет назад. Однако на стариковской лавочке около дома мы не сидим. Я – педагог по вокалу, а Фаня заведует театральным музеем, нашему театру все-таки восемьдесят пять лет, – с подчеркнутым достоинством проинформировала Ружецкая.

– Замечательно! – быстро отреагировала Вера, поймав короткий, но весьма выразительный взгляд Дорогина: дескать, тебя же предупреждали, не вздумай их назвать старушками.

– Не смущайтесь, Верочка, – ответила за двоих Ружецкая. – Нам семьдесят пять лет, и мы вполне могли бы сидеть на пенсии.

– Но не сидим, – пискнула Панюшкина.

– Замечательно! И прежде всего потому, что вы можете дать мне кое-какую информацию, – заявила Вера.

Женщины кивнули.