Я поняла, что прошел месяц лишь по свежей крови. Эти дни я кричала, сжимая пальцами прутья решетки. То, что обо мне все забыли, было уже очевидно. Никто не придет… Хотелось лишь избавиться от боли, сковывающей все тело, ползущей по шее, плечам, ногам. Постоянно казалось, что за мной следят. Откуда-то из стен, с потолка, с пола, из самого воздуха. Я боялась думать, боялась открывать глаза. Я постоянно боялась и сходила с ума. Безумие накатывало внезапно и тогда хотелось умереть, лишь бы все закончилось. Навсегда.

Когда снились сны, я прокручивала их снова и снова перед мысленным взором, чтобы хоть на чем-то держать внимание, кроме сворачивающихся узлом легких и отваливающихся придатков. Снилась пустыня и раскопки. Карты, существа, люди, дворцы, деревья – десятки комнат, обойденных с Нис и Инфором. Сотни поразивших нереальностью видений. Тысячи восторженных или испуганных возгласов. Миллионы «мяу» Нис и, может быть, пара улыбок мага. Он не менялся.

Снился белый шар, светящийся призрачным голубоватым туманом на первом этаже башни. Когда-то он был усеян разноцветными камешками, но теперь почти все они осыпались или были выдраны. Возможно, даже, археологами на сувениры. Мы проходили мимо него каждый раз, поднимаясь на башню. Он завис как-то нерешительно и не к месту, будто убегая, кто-то выбросил его по пути. Или сам он решил переместиться со второго на первый этаж, но не хватило сил. Висел себе рядом с перилами винтовой лестницы. Несчастный, ободранный и одинокий. Лишь голубое свечение извещало о том, что он еще как бы «жив»… Он звал, привлекая внимание, как Ответчик. Когда мы втроем останавливались на лестнице, он начинал медленно вращаться. «Здесь мы» – говорил тогда Инфор. Или «Здесь Милоран… Зальцестер… Воронка… Миренгой» – каждый раз – разное. Но глядя на шар я понимала, что маг все выдумывает. Как на белой поверхности с остатками ничего не значащих разноцветных камней, полным отсутствием обозначений, рисунков, красок – можно было знать, где находится хоть что-либо? Я смеялась, качая головой. Он поднимал свой злой взгляд и молчал.

Мне снился песок, вечный песок и мамина улыбка. Во сне она смеялась. Смеялась ли она наяву? Снился Петир, я просыпалась в слезах. Снился отец. Я не знала что думать. Сердце сжималось болью, и снова начинался кашель. Снился даже Ройс, сам себя назвавший «маленьким чудовищем императора». Я не понимала… не понимала.

Скрючившись от боли, я снова заныла. Кончится ли это когда-нибудь?

Я вспомнила осенний день, когда в моей жизни не было отца, а в сердце жила надежда и счастье. Возможно, мне приснился этот день. В постоянной темноте я терялась между снами и реальными воспоминаниями. В то утро мы сидели с Ройсом над иллюзорной картой в зальцестерской резиденции. В соседнем зале за стенкой находился Петир. Тело помнило о проведенной вместе жаркой ночи, я улыбалась. Впереди было так светло и чисто, что даже Ройс не мог испортить настроения. «Кричать вслух не обязательно. Достаточно громко и целенаправленно подумать» – поморщился он. А Петир поцеловал на прощание. Это был наш последний настоящий поцелуй. Знала бы я тогда…

Кричать не обязательно… Я закашлялась, поднимаясь. Нужна ли я кому-нибудь? Любит ли меня по-настоящему хоть кто-нибудь, кроме мамы? Разве только Нис…

Как неслась она стремительным розовым облаком сквозь пески, нагоняя… Как перепугались эти псионики. Нис… Перед глазами появились черные глазки и полоски-полоски-полоски, на солнце составляющие ее призрачный силуэт. Можешь ли ты меня найти, как тогда – в пустыне? Можешь ли помочь?