Вроде и обидно. Будто я и правда неумеха какая-то. А с другой стороны, даже несмотря на свои слова он не уходит. Просто сбавляет натиск. И снова ласково целует мой плоский живот. Огромные руки бережно сжимают мою талию.

— Ты такая худенькая, — мурлычет нежно, прокладывая дорожку из коротких поцелуев вверх по моим ребрам.

— Это я уже слышала,— всхлипываю от переполняющих меня ощущений. — «Кожа да кости». «Какому мужику понравится?» — цитирую его грубые слова.

— Нет, я сказал вовсе не то, что думал, — он выводит невидимые узоры носом по моей коже. — Не ручаюсь за остальных мужиков, — покрывает мое тело поцелуями, — но лично мне очень вкатывает эта твоя хрупкость. Просто волнуюсь о твоем здоровье. Поэтому и ляпнул все эти глупости.

Ооого…

Он сейчас серьезно? Или у него просто методы соблазнения такие?

К слову, для сексуально озабоченного маньяка, коим его окрестил отец, Мансуров оказывается весьма ласков. И можно было бы подумать, что папа соврал или преувеличил. Однако если вспомнить какую картину я застала несколькими часами ранее в кухне… Он же буквально душу вытрахивал изо рта этой своей Лены. Не было и близко похоже, что он учитывал ее желания и потребности в процессе. А вместо комплиментов говорил всякие грязные вещи. Со мной же ведет себя совершенно иначе. Значит он вовсе не со всеми женщинами столь обходителен?

Неуместные мысли пудрят мозги: неужели он только для меня такой?

— Я еще даже не начал, а ты уже в облаках витаешь? — шепчет он неожиданно близко.

Прихватывает губами мой сосок, жестко посасывает его, вызывая томительные пульсации внизу живота и вынуждая меня громко стонать.

— Пиздец как мне нравится твой голос, — целует меня в приоткрытый рот.

Вздрагиваю, когда мне между ног упирается горячая плоть.

— Ого… — выдыхаю я.

— Ты готова? — требует.

— Нет! — честно отзываюсь.

— Я могу остановиться, — шепчет он, но в противовес слов влажно целует мою шею.

— Правда?

— Вообще-то уже нет, — хрипит и вдруг толкается в меня бедрами.

— О боже! — пищу я в ужасе, когда огромная головка начинает распирать меня изнутри: — Слишком большой! Не получится, дядь Леш! Нет!

— Май, еще раз так назовешь меня, и я за себя не отвечаю, — строго предупреждает он.

— Но ведь там в кухне, — шепчу, глотая сбившееся дыхание, — мне показалось тебе нравится играть в грязного папочку?

— Разве я сказал, что мне не нравится? — ухмыляется. — Я имел в виду, что не смогу себя контролировать. А это может напугать тебя.

— Прости, Л-леша? — выдыхаю в его губы.

— Ммм, — он протяжно стонет и делает нетерпеливый толчок. — Блядь, ладно, это звучит не менее возбуждающе. Кажется из твоего охуенного ротика даже ругательства будут звучать сладко…

Его руки тесно сжимают меня, жестко фиксируя от любых попыток побега. И Мансуров делает один мощный толчок вглубь моего нутра.

— Ааа! — невольно срывается с губ, когда тело пронзает острая боль.

— Тш-ш-ш, — он обнимает меня за голову, прижимает к своей груди: — Очень больно, да, маленькая моя? Прости. Прости. Черт, я не должен был этого делать, — он осторожно перекатывается на спину, увлекая меня за собой.

Бережно качая в своих объятиях, будто утешая.

Такой большой. Такой заботливый.

Боль начинает стихать, и теперь его покачивания отзываются приятной пульсацией внутри.

Приподнимаюсь на руках и пробую слегка поднять задницу. Тяжело, больновато, но вполне возможно. Особенно когда в благодарность слышу ЕГО протяжный выдох.

Боже, неужели ему нравится? Тогда я готова любую боль стерпеть!

Упираюсь руками в широченные плечи, приподнимаюсь на коленях и начинаю осторожно шевелиться.