Вздрагиваю, когда моей обнаженной спины вдруг касаются шершавые пальцы. Не дышу и невольно свожу лопатки, когда Мансуров бережно сгребает мои волосы, перекидывая их вперед через плечо.

— Почему ты всегда такая худая? — куда спокойней говорит он, мягко пересчитывая своими грубыми пальцами мои выпирающие позвонки. — Тебя не кормят? Или ты специально себя какими-то диетами изводишь?

Я даже пошевелиться боюсь. Боюсь, что он поймет, что перед ним не его белобрысая шлюшка, а я — маленькая девочка Мая, которую он несколькими часами ранее выставил с праздника.

Если он разгадает меня, то снова выставит.

Но его голос звучит пьяно. Значит у меня есть все шансы остаться не рассекреченной. И это хоть немного успокаивает.

— Вообще-то я довольно много ем, — шепчу я нерешительно. Будет ведь странно, если совсем ничего не ответить.

— Значит ешь еще больше, — велит строго. — Это не дело совсем: кожа да кости. Какому мужику понравится?

Это обидно. Понимаю, что он пьян. И слова вроде как предназначены вовсе не мне, а той Лене, за которую он меня принял. Но тело-то он сейчас критикует мое!

Всхлипываю, обнимая себя за плечи дрожащими руками, крепче прижимая к себе одеяло:

— Значит одежда моя отвратительная, но без одежды еще хуже! — несдержанно выпаливаю сквозь слезы. — Неужели во мне совершенно ничего не может вам понравится?

В комнате повисает тишина. Если не считать звуков праздника, доносящихся из-за двери и моих всхлипов.

Однако спустя долгие секунды Мансуров вновь заговаривает:

— А зачем. Ты хочешь. Понравится мне, глупая Пчелка? — кажется он злится.

Сначала пугаюсь, услышав свое прозвище, но тут же вспоминаю, что он и эту свою Лену в кухне Пчелкой называл. И видимо каждую встречную особь женского пола так величает!

А я ведь наивно считала, что это только наше с ним…

Давлюсь от слез:

— Потому что все эти женщины… они ведь… — пытаюсь унять неуместную истерику, но ничего не выходит. — Чем я хуже их?! Почему на них вы смотрите с восхищением, и делаете все эти вещи… — Боже, что я несу?! Должно быть всему виной чертово шампанское. — А меня только критикуете!

— Значит хочешь, чтобы я тебя тоже похвалил? — хрипит он так близко к моему затылку, что у меня все волоски на теле дыбом поднимаются.

Его рука скользит по моей талии, вынуждая меня вытянуться по струнке смирно и перестать наконец хлюпать.

— Просто сказать тебе, что ты охуенно красивая будет достаточно? — продолжает он опалять своим алкогольным дыханием мою шею. — Или хочешь, чтобы я с тобой тоже делал «все эти вещи»? М, Май?..

— Ч-что?! — выдыхаю в ужасе. — Я не…

О боже, он узнал меня?! Это катастрофа! Катастрофа!!!

Нужно бежать как можно дальше отсюда и навсегда забыть о своей наивной любви! Ведь я больше никогда не смогу смотреть ему в глаза!

Вскакиваю с кровати, желая сбежать. И плевать, что голиком. Однако сильные руки вдруг обхватывают мои бедра, и опускают обратно на кровать.

Мансуров тяжело дышит мне в затылок. Его бедра по бокам от моих крепко удерживают меня на месте. И ладони… до того мягкие, сейчас жестко сжимают мою талию:

— Ты не ответила на мой вопрос, Мая, — хрипит он в мои волосы.

— Вы знали, что это я? — пищу в ужасе.

— С самого начала, — шокирует меня ответом. — В этом доме нет женщин, обращающихся ко мне на «вы». Потому что я их уже всех перетрахал. Кроме тебя.

Шумно сглатываю.

— И я давно не смотрю на женщин с восхищением, как ты выразилась. Я смотрю на них как на кусок мяса, который можно выебать. Кроме тебя. Понимаешь?

— Понимаю, — всхлипываю в отчаянии. — Вы меня критикуете, потому что я для вас и не женщина вовсе. И даже не рассматриваюсь как сексуальный объект! — язвлю я, прекрасно осознавая, что на утро я об этом горько пожалею.