Закрыв дверь в уборную, взглянула на себя в зеркало – картина маслом: глаза блестят, волосы растрепаны, вся раскрасневшаяся, губы припухли и покраснели, словно их в трубу пылесоса засасывало. Холодная вода не сняла полностью отек и не убрала покраснение, но задерживаться дольше в уборной не было смысла. Тем более кто-то уже дергал за ручку.

Закусив губы, я дошла до кабинета Вани, парни работали, лишь Артем поднял взгляд и улыбнулся. Нажав на ручку двери, тихонько толкнула створку и застыла.

— Почему не предупредил, что возвращаешься? — тихий женский голос.

— Ты не рада, Соня?

Ох ты ж… Та самая Соня, которую любит Ваня.

— Рада, очень рада, ты же знаешь, но нам будет сложно.

Я поступала очень некрасиво, но заставить себя отойти от двери не могла. Мне эта девушка не нравилась. Хотя я ее ни разу не видела. Можно не опасаться, что Ванька заметит мои припухшие губы, сейчас ему не до них. Не дожидаясь, когда ребят заинтересует мое поведение, я открыла дверь и вошла в кабинет.

— Ой, — изобразила удивление.

Они стояли рядом, руки с груди друга та не успела вовремя убрать, поэтому и нервничала. Вот так бывает, когда на двух стульях пытаешься усидеть.

— Вань, я мешаю? — при этом рассматривала «Великую Ванькину Любовь». Что в ней нашел друг? Смазливая кукольная мордашка, бровки домиком, губки бантиком, глазюки большие голубые, нос чуть вздернут, голос приторно-сладкий. Была бы мужиком, у меня бы на нее не встал.

— Нет, Лада. Заходи. Познакомься, это Соня. Соня, эта Милада, — я отметила, что статусом подруги меня не наградили. Подозреваю, что сделал Ваня это умышленно, чтобы заставить ее поревновать.

— Приятно познакомиться, — не окрашивая голос никакими приятностями или теплыми нотами.

— Мне тоже, — милую мордашку чуть перекосило.

Все ясно, моя интуиция не подвела и на этот раз: за кукольно-невинной внешностью скрывалась та еще гадюка. Вот мужики! И почему самым лучшим из них при рождении дополнительные опции не дарят – способности не влюбляться вот в таких вот стерв и уметь их распознавать в толпе.

— Вань, ты хоть бы предложил сладости, — кивая на раскрытые коробки на столе.

— Я такое не ем, — пытаясь что-то там мне продемонстрировать.

Так я тебе не от чистого сердца предложила, а показать хотела, что чувствую себя в кабинете Ваньки хозяйкой, чтобы тебя долго еще плющило. Я девушка свободная, рога мужу не наставляю. Ревнуй!

— А я ем. Во мне ведьмовская кровь течет, ем что хочу и не толстею. В любое время дня и ночи могу умять килограмм эклеров – и ни грамма лишнего на весах, — стараюсь мило улыбаться. Вру, конечно, я не объедаюсь сладостями, по крайней мере часто, но она-то об этом не знает. — Мне кажется, что моя фигура от всего этого вкусного безобразия только лучше становится, — добавляю еще немного яда, ну и вишенкой на торте считаю необходимым упомянуть возраст. — Хотя, может, это все возраст, а после тридцати и я перестану пихать в себя вкусности и перейду на капусту.

Да, вот такая я дрянь, но если трогают и обижают мое, я становлюсь очень-очень беспощадной. И мне все равно, что у кого-то руки от злости трясутся, она все равно мне ничего не скажет, потому что образ «воздушной ромашки» дороже истинных чувств. Эта змея будет гадить подло и тихо.

— Хорошо, что мне до тридцати еще очень далеко.

«Насчет далеко ты явно врешь».

— Я с детства не люблю сладости, всегда предпочитала здоровую кухню.

«Не верю. Ешь ты втихую сладости. Отсюда и щечки с ямочками на лице, и намек на второй подбородок».

Дверь без стука открывается, в проеме появляется неизвестный мне молодой человек.