и с холмов Голливуда
мисс Мэрилин
шлёт мне привет.

Пока ты спишь

Пока ты спишь, спокойно спишь в воздушном замке под луной, по гребням разноцветных крыш крадется кошка за звездой. Взмахнув неоновым хвостом и растревожив гладь небес, пытаясь цапнуть Орион и метя прямо в Южный крест, гигантский совершив прыжок сквозь миллиарды световых, вдруг приземляется у ног не знавших отдыха моих. Я пью шербет из сладких роз на пышных марсовых лугах, где пухлощекий паровоз скользит по рельсам в облаках. Здесь сильфы ласково поют, играя с прядями волос, и бородатый добрый дух кружит со стаями стрекоз. Здесь музыка небесных сфер и невесома и нежна, и по горячей коже тел порхает пальцами весна. Здесь серебристая пыльца снежинками летит с небес, но обод парного кольца меня опять ведет к тебе. Ведет к тебе в сырую тьму, где осень царствует и бьет. Где красногрудую листву неумолимый дворник жжет. Где есть заботы и дела, и неудачи, и враги.


Но ты, я знаю, ты – смела.

И я люблю тебя любить.


И я несу тебе со звезд цветные, сказочные сны. Где медь, слюда и купорос, где пять мгновений до весны. Где замки тонут в облаках, где рыбы с синей чешуей, где есть оазисы в песках и слышен оборотней вой. Пока ты спишь, спокойно спишь, под щеку подложив ладонь, по гребням остроухих крыш скользит румянящий огонь. И солнце льнет в твою кровать, впуская раннюю зарю.


Влюбись в себя, люби себя.

Люби, как я тебя люблю.

«Зови меня Капитан-Беда…»

Зови меня Капитан-Беда,
король больших Невезучих вод.
Быть неудачником тоже дар,
и в этом деле я взял джекпот.
Я не уверен в грядущем дне:
смогу ли завтра открыть глаза,
умыться, наскоро съесть омлет,
потом отправиться на вокзал.
Оттуда в офис: тик-так, тик-так,
(лишь час обеда не прозевай).
По волнам циферок и бумаг
меня уносит в дремотный край.
Мне душно, муторно, как и всем,
и, как и всех, меня тянет спать.
Я слился кожей с бетоном стен
и мимикрировал под асфальт.
Ну что ж, ведь я – Капитан-Дурак,
король семи Шутовских морей.
Я превращаю любой пустяк
в такую драму – хоть плач, хоть пей.
С востока движется ураган,
мой бриг качается и скрипит.
Чумазый парус в заплатках ран,
и компас старенький барахлит.
И в сотый раз я молюсь богам —
пусть мачты выдержат натиск волн.
Пусть мой корабль – труха и хлам,
но есть же всё-таки волшебство?
Но есть же всё-таки шанс пройти,
пусть поломав и бушприт, и фок?
Так, если веришь – меня веди
по перекрёсткам морских дорог.
Так, если веришь, кричи в ответ,
когда услышишь, что я зову.
Твой голос тянет меня на свет,
и я плыву за ним,
я плыву.

Скиталец-Макс

Под небом в крапинках звёздных клякс, подставив ночи худую грудь, шагает бодро скиталец-Макс, не суть – куда, но куда-нибудь. Карманы, полные медяков, рюкзак и ворох дорожных карт. Сбивая с города пыль веков, смеётся ветреный юный март. И Шельда – чистое серебро, несёт кораблики на восток, где месяц, жёлтую выгнув бровь, висит недвижимо над мостом. Антверпен весел, но очень стар, здесь в переулках гуляет миф. Снижая шансы дожить до ста, Макс замедляется, закурив. Его бессонная голова вмещает тысячи городов. Искать, исследовать, узнавать, меняя дюны на глыбы льдов…


Он понял истину год назад, когда усталость сломила дух: не стоит гнать себя в самый Ад, тащась за кем-то на поводу. Макс с детства шел за чужой мечтой, под зорким взглядом отцовских глаз. Пытаясь свой изменить покрой, стараясь свой изменить окрас, в конечном счёте он стал никем, безликой тенью в густой толпе. Он лгал себе, отрицая плен, учился мучиться и терпеть. Вести себя, как тебе велят, скрывать смешки, выбирать слова, глотать безропотно горький яд упрёков, брошенных за провал. Он должен был одолеть предел, стать Крёзом, новым царём горы.