Она медленно спустилась по ступенькам, удаляясь от больших железных ворот факультета. Он спросил:

– А как сейчас у тебя настроение?

– Никак, – ответила она равнодушно. – Пытаюсь занять себя тем, что заочно учусь на, факультете. Каждый вторник приезжаю в столицу, какое-то время провожу в библиотеке, хожу на лекции… Одалживаю конспекты у студентов, чтобы прочесть то, что пропустила… Но все это только для того, чтобы чем-то занять себя. А на серьезную учебу или на какие-то успехи я уже и не надеюсь.

– А я и не думал, что такие как ты могут поддаваться отчаянию.

Она ответила, устремив взгляд в небо, сливающееся с морем у горизонта, чтобы скрыть свое волнение:

– Отчаяние, надежда, – все это для меня не имеет смысла. Но когда она снова взглянула на него, на ее лице он ясно различил следы глубокой печали, которую она пыталась скрыть. Она ничуть не изменилась о тех пор, как они познакомились: красивая, держится с достоинством, серьезная, как говорят, профессия накладывает свой отпечаток. И все же легкая грусть не покидает ее.

Она оказала, опять бросив быстрый взгляд в сторону горизонта:

– Может быть, я тебя задерживаю.

– Нет, что ты, – ответил он, прижимая к груди большой том. – Это такая замечательная встреча… Мы ведь старые друзья. Я хотел бы пригласить тебя к нам на обед… Но то, что готовит моя мама, и мне не слишком по вкусу, не говоря уже о том, что это слишком просто для тебя.

Она искренне улыбнулась, но он все же успел заметить, как след печали промелькнул на ее лице, или это ему только показалось. Сверкнули в улыбке ее жемчужные зубы, и она сказала, все еще пытаясь справиться с улыбкой:

– Не волнуйся по этому поводу. Ты теперь заправский студент. И если ты не против, то я приглашаю тебя к своему столу в любом приличном ресторане, который попадется на пути.

И добавила, прежде чем он успел найти слова для ответа:

– Не говори, пожалуйста, что я «слишком великодушна к тебе». Я еще, может быть, буду эксплуатировать тебя для какой-нибудь работы.

Он еще сильнее прижал к себе книгу, словно это предложение застало его врасплох. Он не принял всерьез ее приглашение. Отказаться? Но какой смысл? И он ответил:

– У меня никаких возражений! Абсолютно никаких… Только…

Но она опередила его:

– Ну что же, тогда пойдем.

Он сел рядом с ней в машину, все еще продолжая прижимать книгу к груди. Какое-то время они молчали, машина неслась к центру города, и Касем не переставал удивляться, с каким мастерством Хания водит машину, глядя, как ее руки ловко поворачивают руль.

– Ты прекрасный водитель, – пробормотал он и добавил. – Но говорят, что с женщинами аварии случаются в два раза чаще.

Остановившись перед красным сигналом светофора, она ответила ему, улыбаясь:

– Чего только о нас не говорят!

А потом внезапно спросила:

– А с кем ты здесь живешь?

– С мамой и младшим братом, он учится в средней школе. Очень маленькая семья.

Они вошли в ресторан. Место было красивое и спокойное над скалистым берегом. Отсюда открывался вид на море в месте впадения реки Буракрак3. у подножия скал с грохотом разбивались волны, но сюда доносился лишь слабый рокот из-за огромных закрытых окон ресторана. До самого горизонта простиралась безоблачная голубизна, в которую закрадывались белыми точками морские птицы, летящие во все стороны. А еще дальше виднелись очертания города Сале4 на другом берегу реки и темный песок речного берега, вздымаемый белыми птицами, лежащими на нем.

Хания спросила Касема, когда они устроились за столиком:

– Как тебе живется здесь?

– В Рабате трудно, – ответил он. – И жить здесь совсем неудобно. Но все же я привык. Сначала было гораздо хуже. Я очень страдал от одиночества, а теперь я привык и даже полюбил его…