Когда мы уставали… Ну, как уставали… Когда мы начинали замечать, что практически, делаем одно и то же, не насыщая новыми играми разум, мы переключались от баловства, и шли, куда-то приблизительно к своей пещере.

– Блин, как мне это напоминает дом, – говорил я вслух, – Только есть какая-то недосказанность, недоземленность. И это нужно поддержать, чтобы не вернуться к старой модели жизни.

– Зачем ты вообще об этом думаешь? – Улыбаясь, спрашивал сын. – Просто наслаждайся тем, что есть.

– Согласен Саша! – Соглашался я. – Иначе все вернется на круги своя. Ведь по какой-то причине на земле мы расстались. Значит что-то шло не так.

На самом деле, меня не волновало вообще ничего. Ни причины, ни следствия. Сейчас, мне было все равно до всего и до всех, и до того, что происходило на земле. Явной памяти не было, но я безумно был счастлив, что Саша просто со мной. И исходя из моего нарастающего возбуждения, я понимал. Что и на земле я безумно любил своего сына.

Мне сейчас не объяснить тех ощущений. Ведь в новом мире не было тех чувств, которые привычны на земле. Но по тем мощным и частым толчкам, которые происходили у меня в теле – якобы теле, я понимал, что через меня проходит мощная энергия, сравнимая с земными чувствами.

И опять поправлюсь, я написал через меня проходит, для одной целевой аудитории. Кто же меня сразу понимает, и осознает это, скажу, что все, включая толчки исходило из меня.

Опять я отвлекся от самого главного, вдаваясь в дебри своего разума, оставляя читателей без лакомого кусочка – земных чувств.

Сын ликовал, я отвечал полной взаимностью. Мы даже не старались изображать земные привычки. Вроде тех, что заставляли считать «пляж» – игровой площадкой, а «горы» – пирамиды домом. Мы делали это как-то механически, оставляя место внутри только наслаждению друг другом. Ну согласен, привычно и, как обычно. Но здесь это отличалось буквальным процессом, – ничто не отвлекало нас от любви друг к другу, ничто и никто. Вся механика, которая была за кадром, выполнялась новым миром.

Мне становилось ясно, почему на земле, разные философы так цепляли людей своей эзотерикой. Они обращали их внимание на то, что выполняла за их осознанные мысли система – мир земли. Они говорили, что рука двигается чистым намерением, и этого не нужно желать, все воспроизводится автоматически. – Волшебные, конечно, слова, и заставляющие верить во что-то новое. Но в новом мире не нужно было слушать никого. И фантазировать. Здесь можно было выбирать варианты: создавать и управлять, создавать, управлять, или не делать ничего, являясь создателем, переложив свои системные обязанности на других – на мир… И как говорят писатели эзотерики – на чистое намерение, на любовь, на свет, на первоисточник – на себя, но себя механического…

Мы очень много времени проводили вместе с Сашей. Намного больше, чем любые, даже сильно любящие люди на земле. Мы не то, чтобы заполняли все пространство собой, мы и были пространством. Ничего больше не существовало. Только наша связь, наша однородность. Я был им, а он мной. Иногда мне казалось, что это просто красивый и приятный сон. Или фильм, на кадры которого, я накладывал свои внутренние переживания. Самое интересное, что мне не хотелось об этом спрашивать сына, как обычно это делают на земле. – Спрашивают человека, который рядом про его любовь, надоедая этим вопросом до тех пор, пока человек не скажет обратное, и развернется в неизвестность.

В какой-то момент мне захотелось чего-то теплого и родного. Я попытался вспомнить.

– Ну конечно же! – Воскликнул я.

И тут же появились праздные краски, которые раскрасили мир, словно детские площадки, что украшают дворы в городах.