И вот одним холодным декабрьским утром к нам заехал мой дядя. Пожалуй, он единственный из моих родственников, кому было до меня хоть какое-то дело. Ему не нравилось, что его сестра превращается из студентки, окончившей колледж с отличием и имевшей большое будущее, в алкогольное месиво, не способное нормально разговаривать. Диган пытался закодировать Мелиссу. Каждый раз – безуспешно. Многочисленные клиники, клубы анонимных алкоголиков – все напрасно. С моим рождением он было подумал, что его сестренка одумается, но «одумалась» она всего лишь на 5 лет. Потом стала немного выпивать, затем уходила в запои и так вниз по наклонной. Ему со временем перестало быть жаль ее. Диган жалел только свою племянницу. Он грозился, что заберет меня или пожалуется в органы опеки. Мать вроде бы одумывалась. Она стала перед каждым приездом дяди готовиться: делала вид, что трезвая и не пьет, готовила еду, «заботилась» обо мне, замазывала тональником синяки себе, а заодно и мне, в надежде, что ее братец не заподозрит неладное. Ее план удавался. Во время того, как Диган гостил у нас, в доме царили покой, мир, любовь и СЕМЬЯ (я уже и забыла какого это – чувствовать, что ты в СЕМЬЕ). Но стоило ему выйти за порог дома, попрощаться и сесть в свою машину, отъехав от нашего дома буквально на пару метров, как мама «снимала» свою улыбку, и все начиналось заново.

Но в тот день Мелисса не знала о его приезде. И вот, войдя в дом в шесть утра, Диган обнаружил свою сестру, лежащую в пьяном угаре на полу вместе со своим мужем, разбитую посуду от недавнего скандала и закутавшуюся в одеяле в углу, свою испуганную маленькую племянницу, держащую в руках перекись и зеленку, чтобы продезинфицировать раны, оставленные «любящими» родителями. Тогда его терпение лопнуло. Он, не раздумывая, вбежал в мою комнату и стал искать мои документы. Я подошла к нему с изумленными глазами. На мои расспросы он лишь велел мне собирать вещи.

– Ты больше не будешь жить здесь, милая. Этот ад закончен. Мы с тобой больше так не можем. Нам будет лучше вдвоем.

Помню, как выходя из дома вместе с дядей с пакетом вещей, внезапно проснулся с бодуна мой отец. Выйдя к нам чуть ли не на четвереньках, он стал что-то верещать и кидаться на Дигана. Тот, толкнув его, произнес лишь одно:

– Передай ей, что все закончилось. Мне надоело «играть» с ней.

Отец стоял, не понимая, что происходит из-за нарастающего похмелья, которое, наверное, никогда не проходило уже последние года три. Он лишь крикнул мне вдогонку:

– Куда ты собралась, а, тварь? Все равно вернешься сюда, когда твой дядя наиграется, – прошипел он. Диган, не выдержав, подошел к нему и ударил, кажется, выбив тому пару зубов. Потом, оглянувшись на меня и увидев на глазах проступающие слезы, добавил:

– Послушай меня. Только ради нее я не буду трогать тебя, понял? Скажи ей спасибо. Она тебе жизнь спасла, ублюдок. – Он швырнул отца на землю. Незамедлительно сев в машину, мы уехали. Это был последний раз, когда я видела родителей…

Как вы поняли, мой отец ошибался: я не вернулась. Мой ад и правда был окончен, но не сразу. Сначала суды, опека, полиция. И лишь потом спокойствие. Долгожданное спокойствие. Мы с дядей стали не разлей вода. Он подарил мне забытые (хотя буду честна, не забытые, а не существовавшие) детские радости: походы в парк аттракционов, кино, фестивали, прогулки в парках, поездки на море и в другие штаты, счастливые дни рождения и праздники. Помню, как на наше первое Рождество я удивлялась елке. Знаю, звучит странно, но в родительском доме рождественскую елку я видела разве что лет в шесть. Мы вместе с ним украшали ее. Это был мой первый раз занятия подобным делом. Оказалось, это довольно волнительно. Мы готовили праздничный стол и приглашали всех соседей, знакомых и друзей дяди к нам на праздник. Это было незабываемое чувство. Я навсегда запомнила это Рождество. Можно сказать, для меня это был первый положительный пример того, как должен выглядеть настоящий семейный праздник. Но кое-что все таки омрачило его.