«С усыновлением уж не тяните, –
Прощаясь, советовал. – Сводный ваш брат
В годы свои лишь обычный учитель?
В школе о нем хорошо говорят». –
«Кем ему быть?» – Ольга тут удивилась. –
«Сергей Николаевич не коммунист?
Быть в партии нынче б ему пригодилось». –
«Сережа от всякой политики чист». –
«Не воевал?» – «Нет. По зренью». – «Прекрасно!
А то если вдруг он не там воевал,
То вам своим мужем иметь бы опасно.
Удобной же парой швыряться б не стал». –
Ольга решилась: «Спросить я хотела,
Мог в заключении мужа встречать
Один человек?..» – Назвать имя успела,
Прежде чем разум велел замолчать.
«Было такое, – сказал неохотно
Данила Никитич. – К чему вам теперь?
О муже всё знаете». – «Может быть, что-то
Знать может еще…» – «Этот тип вёрткий зверь!
Отца своего оболгал он родного!
И… вышел свидетелем. Удивлены?» –
«Нет». – Ольга в душе ожидала такого. –
«С ним связаны быть вы никак не должны.
Его… век недолог». – Так Ольга узнала,
Что бывший любовник ее обречен,
И… облегчение вдруг испытала.
Назавтра столкнулась с ним в месте былом.
«Оля, забыть не могу нашей встречи!
Я тебя ждал: вдруг опять повезет?» –
Ольга расправила хрупкие плечи:
Открыть или нет, что беда того ждет?
Решила молчать. – «Расскажи мне о муже.
Что знаешь?» – «Пойдем ко мне». Ольга пошла –
Неведенья нет ничего в жизни хуже.
Жилье того нынче обычным нашла.
«Оля, я счастлив!» – «Не молви пустого.
О муже, прошу». – Грустно стал вспоминать: –
«Страх за отца претерпел я родного –
Фабрикой сам не успел обладать.
Сначала отца, меня после забрали.
Я умирать за него не хотел.
Мы ж не купцы даже были – мещане[29],
Отец, открыв фабрику, разбогател». –
«Я это знаю», – негромко сказала
Ольга. Терпенье теряла она
И на часы взгляд бестактно бросала.
Зачем сидит здесь? Ей известно: вдова.
Но… вдруг? От свидетеля нужно услышать
О Егорушке милом… В душе у нее,
В памяти крепкой, он всё еще дышит.
«Мужа за мной привели твоего.
Он подошел ко мне первый. (Случилось
Нам на беду в одной камере быть –
Вволю над нами судьба поглумилась!)
Стали мы с ним без обид говорить.
(Сколько уж лет прошло!) Сказывал вести:
О маленьком вашем сынишке, о том,
Как жил и работал в Москве до ареста.
Я ему кратко в ответ о своем.
А вы в коммуналке ночей не теряли!
(Когда-то клялась мне, что любишь меня!)
На допрос меня первого, Оля, позвали.
Всё подписал, что велели тогда».
Сочувственно Ольга в ответ поглядела:
«Били тебя?» – Захотел ей солгать,
Но вымолвил правду – в упор та смотрела: –
«Грозили. Дурак ли я был рисковать?
Мне обещали: “Уйдешь невредимым.
Молча, подписывай”. Всё подписал.
Почти не читая. Твой муж был спесивым…
Я застал, Оля, как он умирал.
Один его вид мне внушал уже муки!» –
«Аркадий, довольно! – Впервые его
Назвала вдруг по имени после разлуки,
Однако сама не заметив того. –
Муж… в памяти был, умирая?» – «Нет, Оля». –
«О, слава Богу!» – Случалось слыхать,
Что без сознанья не чувствуют боли. –
«Не все ли равно, как пришлось подыхать, –
Аркадий подумал с немым озлобленьем,
Вызванным ревностью. – Умер бы я
В тюрьме, кто бы вспомнил меня с сожаленьем?
Эх, прошла жизнь понапрасну моя!
Ольга одна меня в жизни любила». –
Боялся обмолвиться: оговорил
Мужа ее, в чем едва ль уличила,
Как думал, – порукой спокойный вид был.
Не угадал, что осталась спокойна,
Всё понимая, она оттого,
Что воздаяние, знала, достойно
Близким за тщетную трусость его.
«Кому судил Бог раз в тюрьме оказаться, –
Полагала, – тому лишь один – крестный путь.
И оговором напрасно мараться…»
Вдовья боль с силой сдавила ей грудь.
«Уезжай из Москвы», – обронила с боязнью
Сей миг разрыдаться. Он в этих словах
Услышал их встреч опасение разве,
За волю и жизнь не внушавшее страх.