Солнце клонилось к закату, аккуратно задевая краешком кроны деревьев. Небо медленно становилось бледно-рыжим, таким же, как волосы Фрейи. Она сидела здесь, с ним, на мягкой траве в своем простом платье, с беспорядочно спадающими на спину прядями и улыбалась одними глазами. Она чувствовала на себе его взгляд и прикосновение его руки на своем плече. И им не нужно было слов, и все было понятно: и его немые вопросы, и ее такое же немое «да». И Йоргену хотелось, чтобы эта секунда – это волшебное мгновение – длилась вечно.

Но Фрейя встала и поспешно принялась собирать травы вокруг себя. Они сидели в укромном уголке огромного леса, заросшем цветами, нужными ее бабушке для какого-то зелья.

– Фрейя, останься, – тихо и робко произнес Йорген, заранее зная ответ.

Она улыбнулась, нагнулась к нему и провела по его щеке теплой, натруженной, но мягкой ладонью. Он схватил ее руку и прижал к губам.

– Ты же знаешь, милый, – сказала она нежно, – я не могу остаться, не могу. Солнце садится уже. Ой, как Рунгерд будет меня ругать! – Фрейя покачала головой. – Неужели тебе меня совсем не жалко? Она превратит меня в жабу, а на что я тебе такая – квакающая? – засмеялась она.

Ее смех был так заразителен, что Йорген не мог не ухмыльнуться в ответ.

– Ты и квакающая будешь лучше всех.

– Это ты так говоришь, пока я не зеленая и без бородавок! – она снова залилась смехом и положила свою руку на его ладонь. – Милый, уже правда пора. Я послезавтра иду собирать ромашки, ты придешь?

Она с надеждой на него взглянула. Лицо Йоргена омрачилось.

– Я устал, Фрейя, – начал он негромко. – Я не понимаю, почему ты думаешь, что твоя бабушка возненавидит меня и проклянет нас…

– О, ты не знаешь Рунгерд! – поспешно заговорила она.

– Уже четыре месяца ты не можешь принять решение. Если ты любишь меня, а я знаю, что любишь…

– Больше жизни! – прошептала она.

– Так убежим, Фрейя, убежим! Я приведу тебя к своим: отец и Густав, они полюбят тебя. В деревне ты будешь нужна, ты ведь умеешь лечить! Я построю дом, большой и теплый, и мы будем счастливы. Фрейя, убежим!

Он обнял ее и поцеловал в лоб.

– Но Рунгерд…

– Ты же говоришь, она тебя не любит?

– Не любит, но как я могу бросить ее?

Йорген посмотрел ей в глаза. Она кусала губы, и он видел, как разрывается ее сердце. Ему было больно даже, наверное, еще сильнее, чем ей. Но лучше сразу отрубить голову. Чем резать по пальцу каждый день.

– А как она могла говорить тебе, что ты не можешь любить? – сказал он.

– Ты придешь послезавтра? – с надеждой спросила она и надавила на его руку.

– И ты убежишь со мной?

– Мне нужно подумать…

Фрейя поднялась, поцеловала его в щеку, схватила с земли корзинку и побежала домой. Йорген еще долго чувствовал на коже теплоту ее руки.

Через день он ждал ее на поляне с ромашками. Цветы расстилались пышным ковром под ногами. Они почти не пахли, но были такими чистыми и невинными, что Йорген не мог не улыбнуться. Он пришел с лошадью на тот случай, если Фрейя решит уйти с ним. Он сомневался. Ему всего двадцать, у него нет ничего, кроме лошади, меча и щита; отец не очень любит его; брат не может помочь: сам только женился; мать он и не помнил. Как он мог сделать ее счастливой? Он был не умен, не красив, хорошим характером тоже не выделялся. И с чего он вообще взял, что ей будет хорошо с ним? От этих мыслей два мучительных дня болела голова. Йорген успокаивал себя тем, что, может, она еще не согласится бежать. А если и согласится, значит, она так решила и, значит, любит его. Он любит ее – он это знал. Значит, они друг друга любят. Значит, будут счастливы. Значит, все просто. Но просто ничего не было.