– Книга предвидит хаос, но хаос – не фатализм! – вскрикнул Рей.

– Если хаос можно предсказать… – начал рыцарь.

– …то это уже на хаос вовсе! – стройно перебил его недоросль.

Коннор сделал непонимающее выражение лица. Поджав губы, он тряхнул головой, словно заставляя мозги работать.

– Да уж… Вы вели разговор к этому парадоксу? Я теперь уже совсем не понимаю, верите ли вы собственным словам.

– Я повторюсь! Я не тот, кто определяет правильные и неправильные стороны. Я открыт для всего и всё это отрицаю сам же. В этом главная мудрость! Я знаю, как неправдоподобно звучит предвидение войны, но посмотрим!

– Я бы не хотел быть тем человеком, что не знает, где сидит – на стуле или на пне.

– А я не тот, кто хочет верить в стул, когда сижу на натуральном пне! – опять повысил голос Рей, бесцеремонно брызжа слюной.

– А я думаю, что пьянице без разницы, где сидеть.

Голос прозвучал вне разговора Солумсина и Люмоса. Музыкальная речь заставила обоих умолкнуть, словно слушателей в опере. Они сначала не поняли, а потом дружно посмотрели на источник звука. Вероятно, они сами уже знали, кого стоит ожидать в дверях. Но, несмотря на это, лицо Коннора всё равно растеклось в удивлённой радости. На нём вспыхнула улыбка, шире которой ещё не видели в этом доме. Руки возбуждённо вцепились в обитые кожей подлокотники, когда ноги уже поднимали рыцаря в воздух. На этот раз порог пересекла утончённая ножка, скрытая под тканью ослепительно красного платья. Был ли день или ночь, был ли он под крышей или на улице, даже ожесточённый разговор с пьяным поэтом юноша вмиг забыл. Глаза были поражены видом, а сердце треснуло от чувств. Платье овило талию и гордые плечи, оставляя белёсые руки и шею. Следя за музыкальными пальцами, что стягивали друг с друга атлас кружевных перчаток, глаза не могли утерпеть наконец напасть на вершину сего преподобного величия – лицо свежести молодой зелени с вьющимися вокруг головы волосами, словно лепестки розы. Каждый видел это лицо по-своему – кто недостойно боялся, кто жадно ему завидовал, кто покорно уважал, а Коннор горел к нему самой жаркой любовью, что знал. И там же его взгляд встречали лазурные минералы, выточенные мастерами из мастеров очи синеющей глубины моря, чарующей бесконечности безоблачных небес. Она тоже не могла удержаться от улыбки, – она блеснула светом вечно падающей звезды. Глаза лобызнули Коннора и неохотно оторвались.

Справившись с перчатками, руки отдали их лакею подле. Освободившиеся пальцы, нежные, как хрусталь, ровные, как у статуи, поправили выпавшие из причёски завитки. Дэниза томно вздохнула и прошла в комнату дальше. После одного шажка невысокой туфельки, она взлетела и вспорхнула к юноше. Он машинально протянул руки, ловя невесомое тело в свои объятия. Пьянящий запах цветника ударил в нос, когда её голова припала к плечу рыцаря. Одну руку он аккуратно положил на лопатки, другой приобнял талию. Пара замерла красочной картиной, даже не дыша друг на друга. Словно они не виделись несколько лет, они прижимались друг к другу, обмениваясь теплом. Пламя в камине будто уменьшилось, а свет настольных свечей куда-то пропал. Коннор первым осмелился набрать воздух, но заговорить он не успел, – опередила его Дэниза.

– Мой дорогой рыцарь, вы всё-таки пришли, – кокетливо-вежливый голос рассмешил Коннора.

– Ну я не мог не прийти. Ты знаешь, – ответил он.

Девушка, нежась щекой о твидовый костюм юноши, приподняла лицо и глянула на брата. Рей, отведя взгляд, потирал пальцы, ожидая окончания сцены. Задорным речам о войнах и книгах пока пришёл конец. Он умерил пыл, оставив всё внутри.