Стас посмотрел по сторонам. Слева все так же слепо глядел провалами окон, давно лишившихся стекол, девятиэтажный дом, задолго до События обветшавший, близнец того, что напарники облюбовали для своего жилья и конторы. И дальше тянулся ряд таких же пустых, заброшенных людьми коробок, где зимой завывал ветер, катая по полам покинутых квартир комки истлевших бумаг и холодной пыли, да куда забредали изредка странные лесные существа, чтобы посидеть в разваливающихся креслах и посмотреться в мутные зеркала кое-где оставшихся платяных шкафов.

Мир стал таким, когда произошло Событие. Именно так, с заглавной буквы.

Что тогда творилось, можно было догадаться, посмотрев на соседний дом – закопченный, оплавленный, угол его стек, словно воск со свечи, намертво запечатав крайний подъезд, а из середины дома, на уровне седьмого этажа, торчал костяк какого-то крылатого чудовища, врезавшегося в здание во время События. Иван и Стас не раз до хрипоты спорили, что же это за тварь была, но к согласию так и не пришли.

Докурив, Стас аккуратно загасил окурок в специально установленной возле двери большой металлической пепельнице и, зябко передернув плечами, отправился обратно.

– Слушай, Вань, а оно нам надо? – с сомнением протянул Стас, разглядывая разложенные на верстаке снимки. – Это же аккурат посередь дороги Потерянного Поезда.

Палец Хромого уперся в тонкую нитку железнодорожных путей, проходящих совсем рядом с местом их предстоящей операции.

– Ну, это, конечно, не яблоки у тети Зины таскать, но бывает и хуже. Просто еще одна гадость, оставленная нам милыми предками. В конце концов, не в туркестанские степи отправляемся. Опять же сто сорок монет, что, согласись, существенно.

– Так-то оно так, да ведь Новый год на носу, вот что меня беспокоит. Знаешь ведь – самое лихое время, лучше без нужды не высовываться.

– И снова ты прав, друг мой, – кивнул Иван, – только что же ты молчал, когда Акимыч нам песни пел?

– Так ведь сто сорок монет! – развел руками Стас и улыбнулся. – И опять же Сибиряку с Песчаником нос утереть.

– Но три дня, – хмыкнул Иван, – придется напрягаться.

– Значит, нечего лясы точить, давай дело делать. – Хромой расчистил на верстаке место, сдвинув в сторону заготовки амулетов, костяную трубку с начатым хитрым узором и кучу прочей неопределенной мелочи. Неторопливо разложил оставленные приказчиком снимки, выровнял легкими касаниями, навис над получившейся картой, упершись ладонями в столешницу. Ведуном он не был, тонкие миры не видел, но интуиция у Стаса была потрясающая. Такая, что Иван иногда думал: а не скрывает ли друг какие-то свои способности? Впрочем, слишком многое они прошли вместе, слишком часто от доверия зависела жизнь. Так что ведун просто смирился с тем, что в напарники ему достался воин с редкостным чутьем на всякие гадости. Такой он есть, и нечего богов гневить.

Иван, что-то бурча под нос, прошел к длинным книжным шкафам, что занимали дальнюю от входа стену огромной комнаты с низким потолком, служившей напарникам кабинетом, мастерской и время от времени столовой. Привычным движением достал с полки толстую тетрадь в кожаном переплете. Без такой тетради не обходился ни один уважающий себя вязальщик – в них заносились малейшие крупицы знания о существах, появившихся в мире после События, о необычных местах, где удалось побывать самому, и о тех местах, о которых рассказывали удивительное. Сюда также записывались легенды, слухи, заклинания и системы медитации – словом, все, что могло однажды пригодиться и спасти если не жизнь, то душу, или суть, как называли вязальщики эту неопределенную субстанцию, позволяющую людям оставаться людьми.