Я уже отмечал, что это был особый период. И имеет ли право тот, кто принимается за анализ текста дневников Л.П. Берии (или кого-либо ещё) на предмет установления их аутентичности, упускать из виду и не принимать во внимание чисто психологический момент?

Поставим себя на место Берии.

Война… Ситуация меняется порой калейдоскопически в течение одного дня. Но для Берии день за днём протекают, в некотором отношении, крайне однообразно: наркомат, Совнарком, кабинет Сталина, Совнарком, совещания, быстрый перекус, кабинет Сталина, недолгий сон, быстрый завтрак, наркомат и т. д.

Так – изо дня в день… Где-то отступают и наступают, кто-то гибнет или воюет, а Берия изо дня в день занят одним и тем же: слушает, говорит, читает, пишет, кое-как спит, кое-как принимает пищу, читает, диктует, пишет, говорит, слушает, говорит…

А затем – опять слушает, говорит, читает и пишет.

День за днём – одни и те же лица и ситуации. С какого-то момента эти лица будут стоять перед тобой постоянно – достаточно закрыть глаза. Каждый грибник знает, что после удачного, но утомительного дня в лесу, засыпая, видишь перед глазами грибы, грибы, грибы…

Вот так – насколько я себе это могу представить – было и у Берии, когда он оставался наедине с собой и дневником. Перед глазами по-прежнему стояли Сталин, Молотов, Маленков, Меркулов, Микоян и т. д. Берия вновь, записывая впечатления и мысли дня, переживал события дня, и это отразилось в стиле записей военного времени. Тем более что привычка к точности у старого чекиста Берии не могла не проявляться как в большом, так и в малом, почти рефлекторно.

Нет же, профессор Козлов усматривает здесь то ли неуклюжесть «фальсификатора» Кремлёва, то ли «примитивное личное филёрство» Берии.

Но если анализировать каждую конкретную «подозрительную» (с позиций профессора Козлова) запись в дневниках, то можно увидеть, что упоминание о появлении в кабинете Сталина того или иного человека или его уходе имеет в разных записях разную окраску и не является простой регистрацией на манер того, как это делалось в «Журналах Сталина». Нередко, в контексте записи, такое упоминание несёт вполне определённую смысловую или эмоциональную нагрузку.

И это можно показать.

Возьмём – для чистоты эксперимента – две последние записи, приводимые самим профессором Козловым (можно было взять и две первые или две любые другие, суть анализа не изменится).

Итак, первая его якобы цитата: «Позавчера Коба провёл большое совещание с военными. Нас не пригласил, был только Вячеслав (Молотов. – В.К.). Сегодня был у Кобы вместе с Всеволодом (Меркуловым. – В.К.)».

Три безбожно выдранные из текста фразы взяты из первого тома дневников «Сталин слезам не верит» (с. 253). Не знакомый с дневниками читатель может подумать, что этой якобы «филёрской» записью всё и ограничилось. Но ведь это совершенно не так. Вот что на самом деле находим мы в дневнике от 26 мая 1941 года: