5 января, вторник.

Сегодня утром я получила письмо от Нессы23, в котором она называет миссис Уотерлоу немецкой hausfrau24 и советует нам не платить ей ни пенни. «Чистота – это фетиш, которому не следует поклоняться», – пишет она. Конечно, никто из нас не фетишист; полагаю, миссис У. просто смахнула тряпкой пыль пару раз и слегка прошлась под кроватями. Представляю, сколькими находками она поделилась с мужем, сидя рядом и покуривая над его философией, и как проклинала эту ужасную шлюху Вирджинию Вулф. В то же время для слуг это дело чести – войти в грязный дом и заставить его сверкать чистотой. Но хватит о Уотерлоу и их помойных ведрах. Мы работали, как обычно, и, как обычно, шел дождь. После обеда мы дышали свежим воздухом в Олд-Дир-парке25, отметили соломенной линией, насколько высоко поднялась река, и увидели, что огромное дерево упало поперек бечевника26, расплющив перила. Вчера были замечены три тела, плывущие вниз по течению в Теддингтон27. Может ли погода подтолкнуть к самоубийству? В «Times» есть странная статья о железнодорожной аварии28, в которой говорится, что война научила нас должному уважению к человеческой жизни. Я всегда понимала, что мы ценим ее абсурдно высоко, но и предположить не могла, что «Times» это озвучит. Л. отправился в Хампстед29 читать первую лекцию для Женской гильдии30. Он, казалось, совсем не нервничал, и в данный момент уже выступает. Мы склонны считать, что старый мистер Дэвис31 умирает, но мне кажется, что, несмотря на желание умереть, он будет сопротивляться еще долгие годы, ведь Маргарет32 оберегает его от тяжелой работы. Я купила рыбу и мясо на Хай-стрит33 – унизительное, но довольно забавное занятие. Мне не нравится наблюдать за тем, как женщины ходят по магазинам. Они относятся к этому так серьезно. Потом я взяла талон в библиотеку и увидела всех этих потрепанных клерков и портных, листающих журналы, – словно старые пчелы на пожухлых цветах. По крайней мере, они сидят в сухости и тепле, а сегодня опять идет дождь. Бельгийцы внизу играют в карты с друзьями и болтают, болтают, болтают, пока рушится их страна. В конце концов, а что еще им остается…

6 января, среда.

Опять Уотерлоу, опять Лили. На этот раз миссис У. пишет Леонарду о духовке, а в конце письма сильно беспокоится о том, не надоело ли нам слушать, насколько восхитительным они считают Эшем-хаус. Странно, что обе леди в этой переписке пишут только джентльменам, инстинктивно чувствуя, я полагаю, что, если бы они писали друг другу, отношения стали бы гораздо более едкими34. Письмо Лили продолжает историю спрятанного солдата. Теперь я очень четко представляю ее перед собой, с очаровательными глупыми щенячьими глазами, совершенно неспособную муху обидеть или задумать недоброе и все же обреченную вечно «страдать за грехи более сильных людей». В данном случае она находилась во власти горничной, которая и пригласила солдат, а у Лили не хватило духу ни нагрубить им, когда те пришли, ни «нажаловаться на коллегу хозяйке». «Я бы сделала что угодно, только не это», – полагаю, примерно так она и забеременела. Как бы то ни было, я вновь «замолвила» за нее словечко взамен на обещание не иметь больше дел с солдатами. Л. уехал в Хампстед в 10 утра читать вторую лекцию. Как я и предполагала, первая имела большой успех. Он считает женщин гораздо более умными, по сравнению с мужчинами, а в некоторых случаях даже слишком умными и посему склонными не видеть сути. Сегодня днем из-за второй лекции он останется в Хампстеде, пообедает с Лилиан и, возможно, увидится с Джанет. Только очень скромный человек вроде него может так относиться к этим женщинам рабочего класса: Лилиан