Есть среди волонтеров и человек-звезда. Его зовут Лёня и именно он автор большинства росписей на наших тайвеках. Лёне 59 лет, в докоронавирусном мире он финансист и кризис-менеджер, он на самой грани группы риска, но это не удержало его от волонтерства. У него большая семья – шестеро детей и четырнадцать внуков. А во время работы в больнице он будто усыновил и удочерил каждого своего подопечного. Несмотря на возраст, он сразу собирался идти в «красную зону» и остановить его не мог бы и целый отряд «Альфа». Вначале координаторы хотели ему отказать, отправить в «зеленую зону», но он с ними поспорил – если пройдет весь кабинет от стены до стены на руках, они его примут. Прошел.

Его разукрашенный тайвек я встречала повсюду: вот он прибежал в нашу хирургию – нужно побрить пациента; сижу в курилке – из корпуса в корпус бежит Лёня с принадлежностями для мытья; принесла анализы в реанимацию – а он тут моет полы. Кажется, не было ни одного дня, чтобы я не встречала его на территории больницы. Его девизом стало: «Задача врача – лечить пациента, а задача волонтера – сделать это лечение максимально комфортным». Лёня стал главным по косметическим процедурам – он мыл головы, обтирал влажными салфетками тела, мазал кремом сухости на коже, брил пациентов и стриг им ногти. Рискну предположить, что благодаря ему пациенты ГКБ-52 с легкостью победили бы в конкурсе красоты среди пациентов других больниц России, а то и взяли бы титул Мисс и Мистер Вселенная. Лёня со своей самоотверженностью и позитивом мгновенно становится образцом волонтерства и главным любимчиком всех пациентов. Даже Антонина на него не ворчит и за глаза называет Лёнечкой.

Одним из условий для волонтеров было не проживать и не контактировать с людьми из группы риска. Но все равно есть риск принести ковид из больницы домой. Муж горячо поддержал мое стремление пойти в больницу, уж больно ему хотелось тишины и покоя. При этом кузине я боялась говорить, что пошла в «красную зону». Хотя она тоже врач и работала в коронавирусной больнице. Успокаивала ее, что я в «зеленой зоне», ни с какими пациентами не общаюсь, только за компьютером сижу и медицинские данные вбиваю. Рассказала где-то через неделю, к своему удивлению, встретила даже понимание. Сейчас она мной гордится.

Станислава признается, что не сразу сообщила родственникам о своем решении, почти месяц держала в секрете. Но родные звонили во время смены, и стало почти невозможным скрывать, где она и что делает. Они отнеслись к ее выбору положительно, а 83-летняя бабушка даже сказала, что, будь она помоложе, тоже пошла бы волонтерить в больницу.

Ира первая приняла решение идти в красную зону, а Ксю пошла вслед за ней, рассудив, что и так, и так будет контактной. Друзья Иры и Ксю, с которыми они жили за городом, попросили их съехать и не подвергать их риску заболеть. Настя тоже скрывала от семьи поначалу. Один из наших волонтеров мотивировал свой приход тем, что «если вдруг и заболею, то хоть лечить будут как родного». Другая наша волонтерка говорит, что предпочитает быть в центре событий. Объясняет: «Во время урагана где самое спокойное место? Правильно, в эпицентре. Вот я и ринулась в самую гущу».

В итоге я не знаю ни одной истории, где семья была против, чтобы кто-то пошел волонтером. Но разумеется, это не касалось семей с совместным проживанием с людьми в группе риска. Такие к нам не приходили сами, осознавая, чем рискуют.

В реанимации у нас трудилась безотказная девушка, выполнявшая любую работу. Она обтирала пациентов, кормила их, мыла полы, и только через три месяца мы узнали, что она топ-менеджер в очень известной корпорации с годовым оборотом в миллиарды рублей. Она пришла, чтобы помогать, так как работа стала удаленной и не требовала присутствия в офисе.