Было решено поскорее продать дом и купить готовую квартиру, в которой можно будет восстановить свои силы. Нам жизненно необходима была передышка.
Мы съездили в заснеженный Всеволожск, сфотографировали наш красивый коттедж со всех сторон и дали объявления в рекламные газеты. Я разработала рекламный буклет: начертила подробные планы всех этажей, туда же вставили фото фасада. В типографии нашего агентства, где я всё ещё числилась, напечатали эти рекламки. Надежда на быструю продажу была вполне обоснованной.
Но тут я снова попала в больницу – на целый месяц. После пустяковой операции, которой я не придавала особого значения (удаление крохотной опухоли), у меня 8 (!) раз открывалось артериальное кровотечение. Врачи не могли справиться с этим из-за общего ослабления организма. Никакой наркоз из имеющихся в наличии я не переносила из-за аллергической реакции. В конце концов меня пришлось просто «зашить» без наркоза, прямо посреди ночи, так как до утра я уже могла бы не дотянуть.
В тот день, 10 февраля, все говорили, что я заново родилась. И это было уже не в первый раз: моя жизнь «висела на волоске» 12 марта 1986 года, когда мне сделали полостную операцию на диафрагме. Операция была несложной, но из-за непереносимости наркоза возникли осложнения, и я несколько дней провела под наблюдением реаниматолога.
Зато потом я перестала бояться боли, хирургии и, вообще, смерти. Я тогда так много насмотрелась на это всё. Да и простая боль неопасна, в отличие от обезболивающих средств. Даже зубы после этого я просила лечить мне без новокаина, к удивлению врачей. Мои носовые пазухи также оперировали без наркоза. Пока не изобрели новые лекарства, мне периодически приходилось проявлять вынужденный героизм.
Я выбралась из больницы 15 февраля, и тут же меня свалил на редкость тяжёлый грипп. Чёрная полоса в жизни продолжалась. Мы с Витей лежали пластом с температурой, от которой зашкаливали градусники, и не могли пошевелиться. Маленький Мишка заразился от нас, но будучи мужичком покрепче, ещё мог как-то ухаживать за нами. Шестилетний ребёнок поил нас лекарствами, давая ложечку «за папу», ложечку «за маму».
На душе была убойная тяжесть: слишком долго стояли все дела; со съемной квартиры надо было съезжать – нечем было за неё платить; невозвращённые долги грозно висели над головой; денег не было даже на лекарства, да и некого было за ними послать.
И в этом состоянии мы получили известие о смерти моего отца! Он умер 22 февраля 1995 года, перед этим много дней не приходя в сознание. Мама впала в полное отчаяние, непрерывно и безудержно рыдая не в силах смириться с этим страшным событием.
Мне удалось повидаться с отцом накануне, когда он был ещё в сознании. Я как раз сбежала из больницы на один вечерок и приехала к родителям.
В тот вечер мы очень душевно с ним поговорили, я показала ему свежие фотографии нашего коттеджа среди заснеженных сосен, при знавшись, что мы решили его продать. Но пообещала, что купим квартиру недалеко от них. Папу это даже обрадовало. Уж он-то знал, сколько нужно надрываться, чтобы достроить такой дом. Мы впервые тогда нашли общий язык, но так и не успели наговориться.
В то страшное утро мы с Витей, конечно, сразу же приехали к маме: оба с высокой температурой, едва стоя на ногах, и… конечно же, свалились совсем.
Было страшно за маму – она так сильно похудела и всё время плакала, плакала… Мы решили остаться у неё, надеясь, что хоть как-то сможем помочь друг другу, если будем рядом.
Я пишу так подробно об этих событиях благодаря своему дневнику, который весь закапан слезами. Тяжёлые страницы жизни. Их нельзя забыть.