Значит, полез я в форточку. Бытовка, как и усадьба, была потрёпана ветрами, и я занозил правую ладонь о дощатую раму. От резкой боли я лягнул Марка по уху, отчего он зашатался и выбил у меня из-под ног почву, то есть свою спину. Но я и без того уже вскарабкался. И приземлился прямо на колючий кактус.

Вот скажите на милость: зачем бросать кактус на полу под самой форточкой? Зачем подвергать людей опасности? Допустим, не все входят через форточку, но зачем в принципе оставлять кактус в сарае с инструментами?! Хорошо, на мне были джинсы и кроссовки, и ноги не пострадали. Но левую руку я изрядно приложил к иголкам, до сих пор щиплет от мыла.

От неожиданности я громко взвыл. Не сразу понял, что это кактус, думал, в бытовке кто-то есть. Тусклый свет от форточки не достигал углов, и я не на шутку трухнул. Собрав всю злость, я пнул кактус. Тот покосился и вывалился из горшка.

Марк тоже почти описался от страха. Когда я просунул в форточку две лопаты, он стоял бледным покойником.

Пока я карабкался наружу, дряхлая рама снова поддала мне занозами, но я крепился: мои крики и так могли услышать за забором.

Земля была сухая, рассыпчатая, и мы вырыли приличную яму. То и дело я бросал лопату и проводил металлоискателем по окружности. Тот призывно пиликал, даже после того, как мы вытащили из земли ржавый гаечный ключ и ложку. Я чуял: пахнет настоящим.

Марк нервничал, что мы целый час отсутствуем и нас точно хватились. Я успокоил его, что если бы нас хватились, то позвонили бы, а так все заняты делом: Вовка с ребятами ковыряют уравнения, мы – следы прошлого.

Яма была глубиной уже выше колен, когда лопата Марка вдруг дзинькнула о металл. От радости я прикусил язык, но было не до него. Сундук? Ящик? Сейф? В чём там прошловековые дворяне хранили свои несметные богатства?

Металлоискатель взревел с новой силой, и я толкнул Марка копать активнее, а сам встал на колени и всматривался – блеснёт или нет? Блеснуло! Я даже ослеп на секунду! Руками я раскидал землю и вытащил жестяную прямоугольную коробку размером с ладонь.

Мы с Марком так заорали, что спугнули стаю ворон с засохшего дерева. Птицы закаркали и шумно слетели с насиженных мест. Это и спасло нас от непрошенных гостей, потому что вопили мы знатно. Я размахивал коробкой и пританцовывал, что обычно не позволяю себе делать, поскольку считаю танец девчачьим занятием. Но тут, каюсь, не сдержался.

Прооравшись вволю, мы склонились над находкой. Сердце моё бахало, как огромный колокол на церковной звоннице, я различал ритм. Марк раскраснелся до пота.

Синяя жестяная коробочка напоминала упаковку от леденцов или чая. Цветочный рисунок почти стёрся, заводские надписи отсутствовали. Коробочка была лёгкой, но внутри что-то перекатывалось. Крышка погнулась, и я с трудом подцепил её за край. Внутри лежала монета. Я поднёс её к глазам – 3 копейки 1953 года.

Марк разочарованно сплюнул и пошёл обратно на поляну. Признаться, и я расстроился: вот тебе и сундук с золотом, вот тебе и гора самоцветов. Самая обычная монета, у бабушки в раритетной копилке полно таких. Но кто-то зачем-то спрятал её в коробке и зарыл! Может, фальшивая? Я покатал по ладони: монета и монета, потёртая. Вдруг меня осенило: клад нашли раньше нас, а одну монету оставили ради прикола! Логично? Я вздохнул: логично.

Я поплёлся за Марком, бросив раскопки открытыми: авось вернусь когда-нибудь. Меня как раз хватились, и я честно признался, что искал клад. Вовкина мама начала возмущаться, что я закон нарушил (Марка я не сдал, и шишки сыпались на мою голову). Но настроение у меня, несмотря на неудачу, было преотличное, и я не спорил.