Робкий Рома ковырялся у доски. Тусклый мелок уныло скрипел. Химичка тоже повернулась к доске и сказала:

– Неверно! Неверно! Переписывай!

Робкий Рома стер написанное мокрой тряпкой. Доска стала сырой. Когда он стал писать снова, мелок едва проступал на мокрой поверхности. Потом химичка снова потребовала, чтобы Робкий Рома переписал. Робкий Рома опять вытер доску тряпкой, доска стала совсем мокрой, и, как Робкий Рома ни жал на мелок, он писал практически невидимо. Так прошел урок химии.

Ближе к концу занятия другой хамоватый мальчик – Страшный Серый – швырнул в химичку ручкой. На этот раз в яблочко. Светлана Борисовна схватилась за лоб и покраснела, как оксид железа. Класс замолк. Красотка Катя включила камеру.

– Так, а ну-ка быстро к директору! – заорала химичка. – Я еще год так работать не буду!

Но тут прозвенел звонок.

– Да пошла ты, дура старая, – сказал Страшный Серый, собрал портфель и выбежал из класса.

Все засмеялись. Кто-то еще кинул в химичку ручкой. Светлана Борисовна схватилась за голову.

– Звонок для учителя! – крикнула химичка. – Всем стоять!

Но дети уже выскочили из-за парт и направились к выходу. Красотка Катя, улыбаясь, снимала гнев химички на камеру. Я сидела тихо. Мне хотелось от стыда под землю провалиться. Робкий Рома тоже собрал портфель.

– Пока! – сказал мне Робкий Рома. – Эй, ты тут? Или ты…

Я промолчала. Робкий Рома пожал плечами и пошел к двери. Там его остановил Дурной Даня.

– Привет, – добродушно сказал Дурной Даня. Он всегда говорил милым спокойным голосом. – Пойдешь с нами в футбик?

– Нет, мне домой надо…

– Ты в прошлом году пропускал, давай теперь, отыграешься! – сказал Страшный Серый.

Робкий Рома почесал голову и пошел за ними.

Прошло пять минут. В классе из учеников осталась только я. Я хотела убедиться, что больше никого из них не услышу, никого не увижу, ни с кем не пересекусь, ни с кем случайно не соприкоснусь. Я встала со стула и направилась к выходу. Но тут услышала всхлип. Светлана Борисовна достала из кармана платочек. Она облокотилась на стол и плакала. Я застыла на месте. Не знаю, сколько она скулила. Казалось, вечность. Потом она ушла в комнатку, где лежали материалы для урока, и захлопнула дверь. Я шмыгнула из класса.

Я вернулась домой к Камке и папе. Папа заказал нам суши и мои любимые водоросли чука. Как же это было кстати! Камке мы насыпали корм «с лососем желе».

– Как все прошло? – спросил папа.

– Как обычно, – сказала я. – Пап, а мы съездим в Троицкое на выходных?

– Конечно, зайчик!

Я обмакнула водоросли в пряный соус и захрустела.

– Если хочешь, можешь кого-то из школы позвать, – сказал папа. – А то сами да сами.

Я подумала. С девочками я не дружила. Самый симпатичный в классе был Дурной Даня, но только внешне. Робкий Рома, с другой стороны… может, с ним еще пообщаться? Сегодня он впервые за несколько лет нарушил обет молчания. Вдруг он тоже смотрит ютуберов? Впрочем, что-то я сама много роликов смотрю.

Я недавно купила книжку «Жизнь в лесу» Генри Торо. Папа ее посоветовал. Там человек ушел от людей в лес. Книжка была интересная. Я читала весь вечер. Замечталась. Вот бы и мне так. Жила бы в лесу, пугала бы одиноких путников. Светила бы зажигалкой… блуждающие огни, все такое. Впрочем, я кое-что вспомнила, и мне стало грустно. Я закрыла книгу.

Пока я читала Торо, наступил вечер. И теперь пишу тебе, дорогой дневник. Спасибо за компанию. Пока я болтала с тобой, Камка заснула у меня на коленях. Я переберусь на кровать и постараюсь ее не разбудить. А тебе как, удобно на моем столике?

Люблю мой класс. Один урок в школе и два дня в шоке. Вчера вечером вспоминала, как рыдала химичка, и не могла уснуть.