– На сто человек один лом и два топора – они смеются?

Время остановилось, пот застилал глаза, лопата не слушалась и норовила выскочить из рук. Спустя вечность подъехал «Уазик» с обедом.

Ещё через три часа уставшие и чумазые они становились в строй.

– Эх, сейчас бы в баньку, – сказал кто-то.

Старшина, старый, седой служака, сочувственно посмотрел на бойцов и сказал:

– Баня-то есть, но электричества нет. А без него ни воды, ни тепла. А теперь: на право! Шагом-арш!

И рота не спеша двинулась в лагерь.

– Товарищ старшина, – уже придя в расположение обратился к нему Илюха, – я тут подумал, а можно ли нам для баньки пару вёдер, четыре простыни, да моток веревки попросить.

– Рядовой…

– Савельев, – подсказал Илюха.

– Я же сказал – местная баня закрыта.

– А мы свою сделаем, – не унимался Илья.

Старшина оглядел неуёмного бойца и сказал: – Через десять минут у каптерки.

– Есть, – радостно ответил Илюха и помчался к друзьям.

Трое друзей переминались у фанерного домика с табличкой «склад».

Дверь открылась и в дверном проёме появился старшина.

– Савельев сотоварищи?

– Так точно, товарищ прапорщик! – вытянулся Илюха.

– Ну вот тебе, что просил, – сказал, протягивая два ведра из которых торчали веревка и простыни, – мыло на дне. И добавка от меня.

Старшина откуда-то из-за двери вытащил помятую садовую лейку.

Четверть часа спустя, рядом с ручьем были растянуты простыни, а в костре под вёдрами весело трещали сухие ветки.

Илюха с голым торсом поливал из лейки Лёху.

– Добавь тепленькой, жмот, – кричал тот, – я ещё веток принесу!

Старшина с капитаном сидя на лавочке наблюдали, за процессом купания подчиненных. У примитивной баньки уже толпилась веселая очередь, поторапливая друзей.

– Может приструнить, Валерий Павлович, – спросил старшина.

– Пусть порезвятся, – ответил капитан, – дети ведь ещё.

Тонкий шнур над ареной, любимый голос в динамиках и мольба в сердце: «не оглядывайся»!

Вот уже второй год, как я с ней знаком. Она тогда пела под куполом, а я, с блокнотом в руках, сидел в ложе освтителя и наслаждался зрелищем.

Столичная труппа, новые лица, новые номера, идеи для реприз – все радости земные в одно время и в одном месте.

В тот вечер я впервые услышал этот голос. Волшебный, зовущий на покорение новых вершин голос. Такой теплый, мягкий.

«Главное в жизни – держать равновесие» – пела она.

Кокон любви сковал меня и жизнь стала иной.

Жизнь провинциального манежного клоуна с моноциклом, корд-де-воланом и пантомимой между номерами вспыхнула чтобы мгновенно погаснуть рядом с такой ослепительной красотой и голосом. Но…

Все эквилибристы семейные, а клоуны лишь – иногда.

Через неделю они уже грузились.

Мягкий кокон стал жестким и колючим. Одиночество разбитого сердца вонзило когти, завыло и принялось обустраиваться. Но ненадолго.

Спустя полгода она вернулась. Девушка мечты искала работу.

– Развод – горькая штука, – сказала наша вахтёрша, – Ты – без кожи, с чемоданом на улице и без работы. Теперь ищет новый манеж.

Её монолог прервал врач скорой.

– Где кабинет директора? – спросил усталый доктор с рыжим чемоданчиком.

Есть в наших коридорах один порожек между дирекцией и рабочей частью – все спотыкаются. Носилки, сирена и мука неизвестности.

– Стечение обстоятельств, – сказал доктор в больнице, – не смертельно, поправится, но выступать – сомневаюсь, слишком сложный перелом.

***

Вы знаете, что цирк – это живой организм?

Когда один падает – больно всем, и не важно работает он с тобой или приехал погостить на пару представлений.

Конечно же, наши девчонки загрузили ее общением. Цветы, фрукты от остальных.