Если они на это рассчитывают, конечно.
Восьмой день перед идами сентября (6 сентября)
Скверное дело, урожая мы почти не собрали. Большая часть пшеницы сгнила на корню, она полегла еще в июне, а когда пришло время жатвы, ее колосья уже или осыпались или их погрызли мыши, мелкие бестии, немыслимо расплодившиеся за жаркое, влажное лето. Видимо и они, а не только насекомые, самозарождаются от гнили, как писал мудрец Аристотель.
Но хуже мышей и гнили оказалось римское нашествие. Поистине, мы на себе испытали все то, к чему принуждали многих варваров: грабежи, поборы и жестокость, невзирая на то положение, в котором они находились. Конечно, история показывала, что подпав под влияние Рима, варвары оказывались облагодетельствованы законами, которые позднее почитали за высшую справедливость, и культурой, впитываемой с наслаждением; взять хотя бы наших готов, которые, за малым исключением, с искренним и неподдельным уважением говорили о статусе римского гражданина, что получили их отцы и деды и который с гордостью носили они, частенько упрекая собратьев с севера, не понимающих или не стремящихся к новому положению. Вспомнить того же Видигойю и его поступок, лишний раз доказывающий, насколько он оставался римлянином до последнего вздоха, не в пример многим тем, кто получил это звание по праву принадлежности к италикам. Но я говорю о первом, часто не слишком благоприятном впечатлении от могущества Рима, от силы его, пока еще лишенной славы и величия.
Так и прибывшие от префекта две центурии устроили у нас светопреставление. Арминий не мог не открыть ворота одетым в черное, ровно воронье, конникам, пусть и в тяжелом вооружении: это были свои, хоть и повели они себя, ровно чужие. От ворот командир прибывших в богатых, но потрепанных дорогой одеждах приказал отворять амбары – налоги будут браться и за прошлый год и вперед за нынешний. Вышедший вперед курион возмутился было, но его тотчас отогнали спешившиеся всадники – теперь они могли наводить порядок, пока Арминий, ошарашено наблюдая за ними, не спустился со стены. Римляне вели себя, точно дикари – хватали все, что видели, не обращая внимания на просьбы центуриона вести себя подобающе. Знатный всадник, приведший воинство, наконец, не выдержал, но прикрикнул на начальника гарнизона. Тот довольно учтиво спросил, с чего такая спешка и потребность, не внося в списки, изымать едва ли не все. Да и согласовали ли эту операцию с диоцезом, ведь именно оттуда приезжают сборщики налогов. На что получил лаконичный ответ:
«Приказ префекта Рима взять дополнительные единовременные сборы с провинций. Город необходимо возродить лучше прежнего, а еще там люди голодают. Нам срочно требуется провизия и скот, чего тут непонятного?»
Курион попросил разрешения ознакомится с новыми поборами, всадник просто пнул его. Солдаты восприняли это как сигнал, начали избивать всех встречных. Досталось и мне, я получил поперек спины мечом, спасибо, хоть плашмя. Арминий дольше терпеть не стал, крикнул своих. Через минуту разгорелась нешуточное сражение, в котором явный перевес не сыграл роли, скорее, отчаянная решимость защитить крохи, тяжелым трудом нажитые. Воинство всадника потеряло двоих убитыми и нескольких ранеными, ранив троих наших, в том числе Арминия, по счастью, несильно, в плечо.
Тут только прибывшие утихомирились. Всадник приказал забирать уже награбленное и убираться восвояси; под свист наших воинов, римляне покинули город и уехали.
Только Арминий молчал. Когда разбойники убыли, он долго хмурился, наконец, не выдержав, произнес: