– Шрам, всё кончено. Тут нет пищи. Стада ушли отсюда.
– Нет, вы просто плохо ищите.
– Всё кончено. Не осталось ничего живого. Единственный выход – покинуть скалу предков.
– Мы никуда не уйдём.
– Но для нас это равносильно смерти.
– Ну и наплевать!
– Так нельзя делать…
– Я ведь король. Мне можно всё, что хочу.
Позиция Шрама эгоцентрическая и инфантильная. Он просто всегда хотел власти. В его понимании власть – это делать только то, что хочется. Он не умеет и не хочет решать проблемы. Он всю жизнь исходил из позиции манипулятора и жертвы. Даже осуществление его собственного заветного желания не принесло ему счастья. Его страдания разделили с ним все окружающие. Заставлять их страдать и беспрекословно подчиняться – не политика хорошего правителя. Хороший правитель в первую очередь заботится о благосостоянии своих подданных, может решить проблему, если это необходимо, и способен принимать тяжёлые и сложные решения, если того требует ситуация.
Более того Шрам не терпит критики в свой адрес или сравнения его с братом. Это ещё раз подчёркивает его незрелость и слабость.
Возвращение Симбы пугает Шрама, но он этого не показывает, наоборот, он начинает манипулировать новыми факторами, привлекая гиен, словно прячась от ответственности за них.
– Есть одна проблема. Видишь их? Они считают, что король – я.
Когда манипуляция силой не срабатывает, ввиду наличия львиц из прайда, которые поддерживают Симбу, Шрам начинает манипулировать чувством вины и общей тайной.
– Осознавать, что из-за тебя погиб член семейства так мучительно. Верно я говорю, Симба?
– Зря стараешься, Шрам. Для меня это в прошлом.
– Для тебя это в прошлом? А как для твоих верноподданных? Для них это тоже в прошлом?
Внушение человеку вины за "преступление", которое совершал не он, всегда больно бьёт по самооценке, заставляя сомневаться в себе, но сильный человек может быть сильнее чувства вины, и даже принять на себя ответственность за преступление, которое он не совершал. И с этим принятием, пренебрегая даже возможным осуждением окружающих, смело идти вперёд в сторону решения проблемы.
– Скажи им, кто виноват в том, что Муфаса погиб?
– Я.…
– Но это не правда… Скажи, что это не правда?
– Это правда…
Правда – странное понятие. Расплывчатое, с едваочертаемыми гранями. Правда одного человека заканчивается там, где начинается правда другого.
Вероятно, именно поэтому ею так легко манипулировать, и её так легко навязать, если действовать с её помощью также умело, как Шрам.
Его коварный план, ставший "правдой", заметно ослаблял Симбу, отступающего к обрыву под натиском вины и обстоятельств. Но Шрам, полностью уверенный в своей безоговорочной победе из-за непомерного эго, решает раскрыть все карты своему племяннику, находящемуся на волосок от смерти.
– Да, знакомая картина. Где-то я уже её видел. Дай-ка вспомнить. О, да. Я припоминаю точно также перед смертью выглядел твой отец. А это мой личный секрет. Я убил Муфасу.
Сброшенные оковы от чувства вины, которым терзался Симба все эти годы, придали ему на столько мощный прилив сил, что герой чудом избегает неминуемой смерти и прижимает обидчика к стенке, желая, чтобы тот ответил за все свои грехи.
– Убийца!!!
– Нет, Симба, прошу…
– Открой им правду!
– Правду? Но ведь правда у каждого своя… Ладно. Хорошо. Это я сделал.
– Так, чтобы тебя слышали.
– Я убил Муфасу!!!
Правда срывается и зависает в воздухе, и обидчика сразу же ждёт возмездие, жаль только, что в жизни так бывает не всегда.
Диалог с близким, заведомо виноватым, никогда не приводит к должному результату. Но мы всё равно продолжаем пытаться, даже если знаем, что этому человеку уже не помочь, что он должен заплатить за свои грехи.