Водоворот памяти уносит тебя все дальше от сегодняшнего дня. Появляется путь к сомнениям, искажающим твой взгляд, как волны искажают твое отражение в воде, когда ты пытаешься себя там разглядеть. Иногда ты вступаешь в спор, и споришь сам собой, ты рассказываешь свою историю. Потом она прокручивается еще раз и еще, на свет появляются новые подробности, а старые меняются – солнце в Африке становится жарче, ром слаще, а вода теплее, а может, это был не тот шторм. Сколько вообще этих штормов было, скольким матросам я рассказывал то, что знаю о морской пучине! Каждый из них не был похож на других, все в этой жизни не похоже на другое, только почему-то люди устают быть непохожими на других. И вот то, что было на поверхности, остается где-то далеко – становится еще одним уголком памяти. Утром ты был еще кем-то, что стало только воспоминанием, а теперь после вынужденного плавания по воспоминаниям ты почему-то оставил утро там, и сейчас тебе приходится мириться с новым тобой. Каждый раз это делать утомительно, лучше уж вглядываться в водное зеркало – так оно наглядней. Наглядней себя ощущать волной этого мира. Завтра подует другой ветер, и нас унесет в чью-то мечту, может быть – даже мою.

Детство

Мальчик бежал по проселочной дороге босиком. Обувь ему была не нужна. Сегодня первый летний день после долгой зимы и довольно холодной весны. На местных дорогах мало гальки и много грязи. Пока это еще грязь, а не пыль. Лето здесь короткое и потому долгожданное. Летом нет холодных весенних дождей и еще более холодных осенних. Пыль в этих краях – редкое явление. И можно купаться! Как же они скучали по купаниям в местном море! Потому что только летом оно было хоть немножко теплым. И теперь мальчик бежал с первым урожаем лесных ягод к скальному обрыву, чтобы свесить ноги на краю скалы, есть ягоды и смотреть на теплое море. Мама ругала мальчика – она не очень любила, когда он бегал босыми ногами по холодной земле. Мама просто боялась, что он заболеет. Не проходило и зимы, чтобы кто-то из детей не умирал в их деревне. Мальчик видел слезы на глазах своей мамы, но не понимал этих капель воды. Зато мама его обнимала еще больше. А теперь эта зима прошла, и мальчик скоро сможет купаться в теплом море. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. А бегать по теплой траве после бесчувственной зимы очень приятно. Земля отдавала мальчику тепло и что-то еще. Что-то заставляло от этого все существо мальчика бежать вперед. Серые краски зимы вытеснялись солнцем. Потом через много лет он будет вспоминать то солнце, оно осталось там. Больше он его таким не видел – в океане солнце другое. А теперь он сидит на скале, жует ягоды и смотрит на море. Мальчик стремится стать взрослым, но в море ему еще рано. Он это почему-то знает. Иногда он сомневается и думает, что ему уже можно в море, но как только приходит на край этого утеса, сразу понимает, что еще рано. Но когда-то будет не рано. Жалко только, что на утесе он теперь один. Взрослых же не заставишь сидеть на одном месте долго. У взрослых всегда какие-то важные дела. У мальчика тоже важные дела. Но одно из этих важных дел – это поговорить с морем. И море ему очередной раз сказало, что еще рано плавать. Или мальчик слишком мал, или море слишком холодное. Для маленького мальчика у него было много терпения. Его маму пугало то, как он мог часами смотреть с утеса на бушующие волны внизу скалы. Маму охватывала какая-то паника, пока мальчик спокойно вглядывался в водные просторы, которые шли до горизонта.

Его папа зарабатывал на жизнь ремонтом рыбацких лодок и суден, а когда лодок для ремонта не было, он сам рыбачил на реке и иногда ходил недалеко в море. То ли боялся, то ли не хотел скандалить с мамой. Мама почему-то очень не любила море. Или даже боялась, но она никогда не объясняла своего страха, просто начинала бурчать, как старая бабка. Папа же просто смирился с этим, как с причудой своей жены. Но рыба не всегда бывает в реке, а море – так совсем своенравная женщина, поэтому папе приходилось также работать и на мельнице. Мельница эта – такой большой дом, у которого на фасаде что-то типа паруса в виде крестика, и от ветра этот парус крутится. С ветрами у них было все в порядке, вот с пшеницей дела обстояли хуже. Но такие мельницы все равно были нужны, а его папа, как никто вокруг, мог специальным образом подстроить этот смешной парусник, чтобы тот начинал вращаться даже от самого слабого ветра, не говоря уже о местных бурях. Как раз в бури папа не очень нужен был. Благо бури – вещь непостоянная, как мама. Угадать, что будет с мамой, порой было сложнее, чем узнать направление, куда подует ветер во время шторма.