Получаем мы из Курска эти яблоки каждую осень, а каждой весной – высокий кекс с изюмом. Раньше я не понимала, зачем бабушка это делает, ведь такие кексы можно купить в Уфе, а родители долго не хотели объяснять.

– Опять кулич! Надо же! – удивился папа, открывая бабушкину посылку этой весной. – До сих пор не ленится возиться с тестом, выпекать! Постоянно в движении!

– Да нет! Это самый простой кекс, только высокий! – как-то уж слишком строгим голосом поправила мама.

Родители долго не объясняли мне, что эти подарки – Пасхальный кулич и Спасские яблоки – не простые, а церковные. Теперь знаю – не объясняли, потому что я могла бы рассказать посторонним, а они бы решили, что мы празднуем Пасху и Яблочный Спас, чего не должны делать учителя. Особенно не должны ходить в церковь, как бабушка Женя. Она в Курске почти каждый день бывает там. Весной, только лишь успела приехать к нам в Уфу, как сразу на трамвае помчалась молиться, да еще в такую даль – в старую часть города. В нашем городе две церкви.

– Больше всего понравилось, как священник служит утреню в храме у Монумента Дружбы, чем в Нижегородке, – бабушка поделилась с нами впечатлениями.

Я не слышала, чтобы мама говорила бабушке, что запрещает водить меня в церковь, присылать церковные подарки. Слышала только, как папа предлагал отправить меня на лето в Курск к бабушке, а мама ответила:

– Чтобы в церковь водила!? Сама пусть верит, а я не хочу, чтоб ребёнку ерундой забивала голову.

От того у папы и был один секрет от мамы, а я случайно раскрыла: не знала, что тайна. Как это было? Рассказываю.

Итак, недавно смотрю старое кино по телевизору, как жених с невестой венчаются в церкви. Вдруг вспоминаю, что видела в детстве похожее: полумрак, дымка, свечи, иконы, пение хором.

Спрашиваю папу:

– Помнишь, когда мы были в Курске, я сидела на твоих руках? Рядом стояла женщина с маленьким ребенком. Когда его стали обливать водой, он громко заплакал. Потом мы целовали большой крест.

– Это был не я, – отвечает папа.

Мама слушает нас внимательно и говорит:

– Понятно, крестили Свету втайне от меня. Ей было четыре года.

– Мама так хотела, – отвечает папа. – А если бы тебе сказали, то не разрешила бы крестить.

– А как ты себе это представляешь?! Мой папа – коммунист, я преподаю биологию, читаю лекции по атеизму, а сама веду свою дочь крестить!

Ну и ну! Я не помню, как в 1964 году мы ехали в Курск на поезде, хотя это было в моей жизни первый раз. Зато, оказывается, отлично помню, как меня крестили в церкви! И, когда второй раз приехали в Курск в 1968 году – мне восемь лет, – опять не помню поезда, а помню следующее: зеленая улица, церковь, полумрак, дымок. Бабушка Женя показывает мне крестик на верёвочке и объясняет:

– Твой, пока у меня будет. Возьмёшь, когда подрастешь.

Ещё помню про Курск: крынка топлёного молока – пью, пью, напиться не могу. Улица, калитка, дорожка, цветы, лавочка, дверь, коридор, светлая комната, железная кровать с шишечками, букет на столе, немолодая женщина – не то, чтобы красивая, а, как сказал бы папа, благородная. Одета в тёмное длинное платье с закрытым горлом, под воротничком – брошка цвета вишни. Таких женщин я видела на картинах художников и в кино про барынь, которые жили при царе.

– Здравствуйте, Мария Венедиктовна, – говорит бабушка, – привела вашу крестницу, посмотрите, как выросла за четыре года. Узнаёте или нет? Сын привез из Уфы. В церкви скажите, пожалуйста, что на службу пока не пойду. Бог меня простит!

– Конечно, Бог простит! Такие гости – это Святое! – отвечает с ласковой улыбкой Мария Венедиктовна.