Как ни старался Моро, но так и не нашёл никаких следов преступления, если таковые, конечно, имелись. И вообще он впервые в своей жизни столкнулся с таким происшествием, полностью выходящим за рамки его понимания: ангелов, которых видел только на картинках в детстве и считал необузданной фантазией людей из тёмного прошлого. И вот теперь он, детектив Моро, в здравом уме и трезвой памяти, стоит напротив такой стеклянной «фантазии» и пытается понять, что вообще здесь происходит.

Три года зима, когда за воротами лето. Двое полоумных смотрителей пансиона, один из которых пьяница. Призрак девушки…

Моро, уже любуясь и не отрывая взгляда от ангела, ещё раз обошёл фигуру из стекла: она была настолько изящной, что больше напоминала мраморную скульптуру времен Микеланджело, чем живое существо в недавнем прошлом. Прозрачные пальцы, сложенные стеклянные руки на груди, скорее, говорящие о чувстве подавленности и безысходности, нежели о взывании к помощи, взгляд в пустоту, слегка направленный вниз…

Моро скривил верхнюю губу и встал рядом с ангелом, пытаясь угадать, куда тот смотрел в последнюю секунду своей жизни. Но результат эксперимента лишь разочаровал детектива: ангел смотрел на пол. Под тот самый стеклянный комод, на котором Олаф, в ожидании вердикта детектива, уже третий раз тщательно протирал пыль. Стоило старику слегка отойти в сторону, как Моро тут же заметил небольшой предмет белого цвета, который очень сильно выделялся на фоне стеклянной мебели, но он почему-то не увидел его вначале. Мужчина выждал, когда Олаф, мурлыкая себе под нос песенку, встанет к нему спиной, быстро присел, схватил штуковину и тут же машинально сунул её в карман.

– На сегодня, я думаю, всё… – детектив закашлялся, чтобы Олаф наверняка услышал сказанное им и поспешил к двери, держа руки за спиной, чтобы исключить даже случайное прикосновение к засову.

Прежде чем выйти, Олаф снова опасливо выглянул в коридор и, не заметив, на его взгляд, ничего подозрительного, вместе с Моро быстро покинул помещение.

Назад Олаф шёл молча, иногда резко оглядываясь, словно чувствовал затылком чей-то пристальный взгляд. И только, когда они оказались в обеденном зале, мужчина немного расслабился и вновь обрёл своё прежнее состояние: молчание и сосредоточенность сменила быстрая сбивчивая речь, а, когда в двери щёлкнул замок, который Олаф закрывал уже трясущимися руками, к нему добавилось и фирменное хихиканье после каждого сказанного предложения.

За время их отсутствия здесь ничего не изменилось. Уильям так и продолжал лежать: только теперь уже – в шкуре медведя, завернувшись в нее с головой, словно гусеница в кокон.

– Уильям, Уильям… – Олаф раздосадованно покачал головой и слегка наклонился, протянув руку к носу своего напарника. – Вроде дышишь. Чёрт бы тебя побрал, как ты говоришь. Ладно, не впервой. Ночью один подежурю…

– Подежурите? – Моро смотрел то на Олафа, то на Уильяма, то на стол с пустыми тарелками. – Странно, мне кажется, на моей тарелке ещё оставалось немного мяса…

От этих слов Олаф почему-то вздрогнул. Покрутив немного нижней челюстью, словно прокручивал в голове нужный ответ, нервно засмеялся, потирая при этом руки, как маленький ребёнок, искусно обманывающий маму.

– Это Уильяма рук дело, он всё доел, пока мы там были, – Олаф почти бегом принялся убирать со стола посуду. – Он, когда напьётся, всегда всё доедает за мной, хотя за целый день может ни разу не притронуться к пище.

– Ну, Уильям – так Уильям, – Моро пожал плечами. – Мне, честно говоря, не жалко.

Олаф, быстро закончив уборку, вновь кивком головы позвал детектива идти за собой, но теперь уже для того, чтобы проводить его в свой номер.