Всё же среди красоты и грации природной обители существовала и вероятность наткнуться на диких представителей хищного порядка, отчего порой приходилось на мгновение замирать, дабы разглядеть какую-нибудь новую движимую фигуру, которая с той же вероятностью могла бы быть лисой, волком, медведем или кабаном. Хотя неприятности могли бы принести маленькие и весьма ловкие хорьки или даже куницы. Что говорить и про тех же комаров, которым здесь было самое место, с их назойливым и невозможно раздражающим жужжанием, а вероятность стать целью клещей увеличивала угрозу пребывания на стоянке в неизвестном месте в разы.

Пётр продолжал раздувать пламя, и это у него весьма неплохо получалось. Огонь начинал давать жар, и было необходимо лишь установить уже приготовленный котелок на самодельные подставки из сучков, тщательно оттёсанные карманным ножиком. Наполнив котелок водой из походной фляги, Пётру оставалось лишь добавить трав для дальнейшего заваривания. Какие добавлялись травы, он знал заранее, благодаря наставлениям и инструктажам профессора. Отыскав в том же ящике мешочек с сушёными ромашкой, липовым цветом, боярышником и клюквой, Пётр, как самый настоящий травник, принялся заваривать необходимыми ингредиентами вскипячённую воду, чтобы после настоять его несколько минут. Петру это дело также особенно нравилось, как и ведение путевых журналов. Аккуратно размешав напиток, он скоро направился к кучеру, который начинал уже странно чихать, не переставая при этом громко извиняться. В таком ключе путники провели без малого около двух часов, находясь посреди леса в равном удалении ото всех населённых пунктов, располагавшихся поблизости. Труды профессора и его юного помощника, проковырявшиеся возле надломленной оси, увенчались некоторым успехом. Вдвоём им удалось заменить стальной прут на деревянный стержень, усилив его дополнительными планками, которые также как и новая ось были соструганы ножом и топором тут же на месте. Старый металл был уверенно отброшен в сторону, но не оставлял покоя обоим путешественникам, так как они обнаружили, что ось была не только надломлена, но и машинально подпилена. Надрез был слишком ровный, чтобы этого не понять даже невооружённому и не столь опытному глазу, хотя при сильном напряжении на металл бывают подобные надрывы, но именно имеющийся спил нельзя перепутать ни с чем другим.

Сапожковский отреагировал на данное обстоятельство сдержанно и спокойно, лишь бросив несколько задумчивый взгляд на Петра, который ответил ему понимающими глазами. Дело обстояло странное. Кому-то понадобилось подорвать сроки начала экспедиции, и, видимо, профессор уже догадывался, кто это мог быть, но всё это он оставил опять же при себе. Пётр в свою очередь ещё раз изучил покорёженную ось, несколько раз прощупав подпиленную часть.

«Кто бы это мог быть? Недовольный трактирщик или безобидный академик? Или может карета изначально была повреждена ещё до выезда из Вятки?» – Петра начали мучить эти назойливые предположения сразу же, как выяснились данные сложившиеся обстоятельства, но ответить он на них, конечно, никак не мог, и нужно было двигаться дальше, ведь день уже перевалил за обед, а путешественники так и не притронулись к съестному, только лишь пригубив приготовленный самим юным травником настой.

Наконец, тройка вновь была запряжена, а экипаж готов к отправке. Назара охватил озноб, поэтому за вожжи взялся лично профессор, оставив Петра в кузове присматривать за больным, обеспечивая его должным уходом. Когда все приготовления закончились, дилижанс со страшным скрипом всё же благополучно тронулся, изредка дребезжа новенькой осью. Погода больше не изъявляла капризов, поэтому путь стал спокойнее и ровнее, не смотря на труднопроходимую и несколько размытую дорогу. Лошадки, вдоволь отдохнувшие, везли экипаж чуть бодрее, хотя Борис Борисович всё же вёл не без опасения. Деревянная балка, которую они с Петром установили даже очень добротно вместо оси, тем не менее не вызывала ту уверенность, какая была к металлической прежней. Пётра же больше волновало состояние почтальона, который дорогой задремал, хотя его и брало в жуткий холодный пот. Молодой студент больше не думал не о чём. Всё, что касалось его прежней жизни, будто бы куда-то провалилось, сжалось в маленькую точку и совершенно пропало, растворившись полностью. Пристальное внимание за больным обратило ясный взор студента в микроскопическую трубу, которая сфокусировала внимание на одной крохотной цели этого мира. Он совершенно не знал этого человека, но понимал, что его судьба полностью зависела от них двоих – Сапожковского и Самарина.